Как сейчас помню, Валерий Григорьевич тихо, я бы сказал, даже бесшумно вошел в зрительный зал оперного театра, где впервые по возобновлении шла опера величайшего композитора всех времен и народов Петра Ильича Чайковского «Евгений Онегин», созданная по мотивам одноименного бессмертного романа принадлежащего перу солнца нашей поэзии Александра Сергеевича Пушкина. Валерий Григорьевич вошел в зал и направился прямо ко мне. Мы с ним не были знакомы. Я-то знал, кто он, а он едва ли имел представление обо мне, скромном, начинающем литераторе. Затаив дыхание, я с нескрываемым волнением ждал, что будет дальше.
Характерным окающим голосом с характерной глуховатой хрипотцой, которая выдавала хроническую астму, которая впоследствии и погубила Доева, он попросил меня предъявить мой билет:
— Пройти в театр по старому билету?! — воскликнул он удивленно. — Надо очень любить искусство, чтобы пойти на такой риск!.. — И, пристально посмотрев на меня, добавил: — Вы далеко пойдете, молодой человек!
Валерий Григорьевич, который занял свое место в соответствии с директорской контрамаркой, оказался провидцем. С присущей ему щедростью он в тот вечер дал мне, бедному студенту, проникшему в театр по старому, использованному билету, путевку в жизнь, в искусство… Вскоре я написал пьесу «Фальшивый билет» и навсегда связал свою судьбу с театром. Я понял, что острые драматургические конфликты надо искать в жизни. Этого я не забуду до конца своих дней…
Как сейчас помню, на нем был двубортный серый пиджак, который так знаком всем нам по фотографиям, ставшим теперь хрестоматийными.
В. Г. ДОЕВ В МОЕЙ ЖИЗНИ
Слово получает поэт Хризантемов. Он запрокидывает голову и, глядя в никуда, как бы предается воспоминаниям.
— Выступать на вечере, посвященном Валерию Григорьевичу, для меня особенно волнительно. Да, да, именно вол-ни-тель-но! В моей творческой жизни и вообще в моей жизни, поскольку я не мыслю себе жизни без творчества, Валерий Григорьевич сыграл выдающуюся, я бы сказал, решающую роль. Встречи с Валерием Григорьевичем оставили неизгладимый след на моей биографии и прожектором осветили весь мой дальнейший путь.
Как сейчас помню, мы встретились с ним на берегу Черного моря. Мне трудно объяснить, чем это было вызвано, но Валерий Григорьевич с первых же дней знакомства проникся ко мне безграничным доверием.
Как сейчас помню, под тихий всплеск моря, что мне удачно, как мне кажется, удалось отобразить в поэме «Будем, как волны», мы собирали на берегу камешки, собирали сосредоточенно, в глубочайшей тишине. И тут неожиданно Валерий Григорьевич доверительно признался мне, что родился в 1890 году в Псковской губернии. По странному совпадению, я родился ровно девятнадцать лет спустя в Калужской губернии. Правда, он родился в декабре, а я в марте, все же этот факт оставил известный отпечаток на наших судьбах.
Однажды мы заплыли с ним в море. Как сейчас помню, он был в синих шерстяных трусиках с вышитым якорем на левой стороне. Вдали от берега, вдали от любопытных взоров и ушей, Валерий Григорьевич доверительно посвятил меня в свою творческую лабораторию: он никогда не пользуется пишущей машинкой и все оригиналы пишет исключительно от руки. На это я робко заметил, что у меня такой жуткий почерк, что не только машинистки, но и я сам порой не разбираю написанное, а посему вынужден пользоваться машинкой.
Собирание камней, как известно, настраивает на философские обобщения. В тот счастливый сезон мы набрали много камней.
— Вот этот красивый камень не сам по себе стал красивым, его таким сделала упорная многолетняя шлифовка моря, — глубокомысленно заметил как-то Валерий Григорьевич.
Эти проникновенные слова глубоко запали в мою душу. На всю жизнь я остался верен завету Валерия Григорьевича: не устаю шлифовать и шлифовать свои произведения. На личном опыте я убедился, чем больше их шлифуешь, тем лучше они становятся.
Другое мудрое высказывание Ваперия Григорьевича, а именно: «Не все камни красивы своим внешним видом. Так и женщины», — сыграло решающую роль в моей личной жизни. В тот же курортный сезон я познакомился с Агнесой Федоровной. Она оказалась не только классной машинисткой, но и отличной женой. Валерий Григорьевич безмолвно одобрил мой выбор. Наш брак, как и предвидел Валерий Григорьевич, оказался счастливым. В знак признательности Валерию Григорьевичу я назвал сына и дочь Валериями.
Как сейчас помню нашу последнюю встречу на каком-то литературном банкете. Мы сидели рядом. Валерий Григорьевич поднял стакан нарзана, чокнулся со мной и при этом доверительно вспомнил слова другого титана: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Я принял это как эстафету, в чем может легко убедиться всякий непредубежденный критик…
Я И В. Г. ДОЕВ
Леонид Львович Оруд-Печенегов избегает выступать на творческих вечерах здравствующих писателей. Его туда и калачом не заманишь. Но стоит только знаменитому писателю смежить очи, как Оруд-Печенегов тут как тут, выступает на вечерах памяти и охотно делится воспоминаниями о частых встречах с покойным.
Стенографическая запись воспоминаний Оруд-Печенегова выглядит так:
«Я проживал в глухой провинции, в Борисолюбске, отрезанный от всего внешнего мира. Но надо было тому случиться, что у нас открыли несметные залежи нефти, и в Борисолюбск хлынули потоки писателей и художников. Приехал к нам, конечно, и Валерий Григорьевич. И первым делом пожелал встретиться со мной.
— Вы, как абориген, будете моим гидом. Я давно слежу за вашим творчеством. Вы мне нравитесь…
Надо ли говорить, как я был взволнован и польщен: неужели он читал мой роман «Нытики»? От смущения я покраснел, во рту пересохло. Валерий Григорьевич дружески похлопал по плечу:
— Не краснейте, вы не девица…
Наше знакомство переросло в настоящую дружбу, которая прекратилась только со смертью Валерия Григорьевича.
Вскоре с благословения Валерия Григорьевича я переехал в столицу, где, не обманув его надежд и упований, занял свое скромное место под солнцем».
Далее оратор самым подробным образом разбирает свою литературную продукцию за последнее десятилетие, прослеживая благотворное влияние Валерия Григорьевича.
Речь Оруд-Печенегова остается текстуально почти неизменной и на вечерах, посвященных памяти других видных деятелей литературы, с той только разницей, что имя Валерия Григорьевича заменяется Владимиром Владимировичем, Самуилом Яковлевичем, Константином Георгиевичем, смотря по обстоятельствам.
И ничего, сходит. Опровергать некому…
СПАСАЙСЯ, КТО МОЖЕТ!
Наконец-то на экранах появился фильм, которого с таким нетерпением ждал советский зритель!
Наша кинематография — не боюсь преувеличений — обогатилась произведением, бесспорно, поворотным, если не в истории всего кино, то в истории кинокомедии несомненно.
Отныне сценаристам будет стыдно предлагать студиям сырые и серые, пресные и просто скучные сценарии кинокомедий. Режиссеры начнут выпускать одну за другой веселые, задорные, остроумные и смешные картины, полные изобретательной выдумки и блистательных жизненных наблюдений.
В новых фильмах не будет места ни штампу, ни плоским остротам, ни ходульным героям!