— Почти свидание, — вторил Олег моим мыслям. — Не хватает цветов…
— Фу, не люблю цветы. И драгоценности. И…
Он ухмыльнулся.
— Подожди здесь. Я знаю, что ты любишь.
Подмигнув мне, он отбежал за поворот. Я осталась ждать там, где он меня оставил — посередине очередного старого двора, со всех сторон обнесённого камнем стен и гор. Вдалеке бегала рыжая собака. Из трубы на крыше ближайшего дома валил пар. Подошвы утопали в хрустящих листьях. Я глубоко вдохнула: этот день пах не так, как все прочие. Этот день был особенным, я лишь пыталась понять, что делало его таким — город, мой спутник или я сама?
Неудивительно, что находясь в таком расхлябанном расположении духа, я не заметила, как рядом притормозила Приора цвета баклажан. Из неё выскочили трое. Их я тоже не сразу заметила — поначалу они казались мне лишь деталью антуража, их голоса — одной из партий городского многоголосья, и только когда до меня стал долетать их смысл, я поняла, что попала.
— Эй, детка, не нас ждёшь?
— Садись, прокатим.
— Тебе лет-то сколько? Где твой муж?
За тяжёлым кавказским акцентом угадывались однозначные намерения. Я попятилась, озираясь в поисках пути к отступлению. Тщетно: двор, ещё минуту назад казавшийся мне таким надёжным, ныне сжал в тиски и захлопнулся, как мышеловка, в которой мышку ждали четыре голодных кота.
— Чего вы с ней разговаривайте — тащите сюда, да поехали! — раздалось из-за опущенного стекла у водительского сидения.
Подельники восприняли этот возглас как сигнал к действию: двое схватили меня под руки и поволокли к машине, другой подбадривал их вербально:
— Да ты не брыкайся — юбка-то вон какая, нихрена не прикрывает. Небось специально напялила, чтобы парня найти. Ну, вот и нашла, да не одного, а сразу четверых — чего тебе не нравится-то?
В голове зрели мысли: нужно предложить им денег. Или пригрозить знакомствами. Или просто козырнуть именем отца. Но в глубине души я понимала: здесь, в провинции, живущей по своим законам, ни мои связи, ни отец, ни даже деньги не имели веса… Тогда я истошно завизжала, за что сразу же получила по лицу — губы загорелись, зубы зазвенели, из глаз хлынули непрошенные слёзы.
— Заткни рот, шалава! — Передо мной распахнулась дверь салона. Изнутри пахнуло куревом и потом. Затошнило.
В следующий момент я оказалась на земле. А всё оттого, что те, что тащили меня под руки, вдруг перестали это делать — отвлеклись на дело поважнее. Пока я соскребала себя с листвы, рядом приземлилось мороженое — два сливочных в вафельном рожке с шоколадной крошкой. Олег помнил, что я любила. И нашёл… Он нашёл меня. Вовремя.
Я отковыляла на безопасное расстояние. Не смотрела на драку — боялась увидеть, как пластырь, зажимающий проколотую венку под локтевым сгибом, разойдётся, и рукав олеговой рубашки окрасится алым. Я боялась, что его убьют. А я так и не смогу его спасти на этот раз, ведь сейчас… Не моя очередь. Я закрыла глаза и зашевелила губами, будто бы в молитве. Игнорируя лживость внутренних интонаций, я уговаривала себя, что всё будет хорошо.
Когда до моего слуха донёсся звук выстрела, я поняла: хорошо уже не будет. Никогда. И приготовилась принять следующую пулю на себя. Следующая пуля, однако, настигла кого-то другого. И тогда, уже устав от неизвестности, я раскрыла глаза… Передо мной на земле распластались два трупа. А может, и не трупа — идея подползти, проверить пульс меня так и не посетила. Третий убегал через двор, а Олег целился ему в спину. Очередная пуля настигла свою цель в мгновение ока. Я разинула рот — и от удивления, и от ужаса. Даже не успела понять, чего испугалась сильнее: тел на земле или кровавого пятна на рукаве олеговой рубашки. Послышался звук заводимого мотора. Но Олег снова оказался быстрее: настигнув машину, он отправил ещё одну пулю в открытое окно. Водитель рухнул на руль лбом, и вакуум сонного двора заполнило резким пронзительным гудком.
— Бежать сможешь? — Услышала я наконец.
Я не ответила — просто побежала. А Олег, как всегда, следом.
Мы остановились, лишь когда силы вновь покинули нас. Мы оказались где-то на краю лесопарковой зоны — пустынной и холодеющей к вечеру. Рядом закруглялись трамвайные пути — конечная остановка, наверное. Поодаль синели сосны. Между соснами угадывались дорожки, лавочки и памятник. Мы понятия не имели, где находились. Пока я оттирала со взмокшего лба пот вместе с хлопьями пудры, Олег переложил пистолет из кармана пиджака за пояс джинсов. Его рукав уже почти весь окрасился в алый. По мере того, как возвращалась способность дышать, мысли приходили в смятение.
— Зачем… ты… носишь с собой оружие? Зачем ты… их убил? Они бы и так отстали, это ж обычные гопники!
Я опустилась на холодный камень — ближайшая лавочка была слишком далеко.
— Привычка далёкой юности, — он провёл пальцем по рукоятке ствола, отвернув полу. Рукава лёгкого летнего пиджачка были закатаны выше локтя, отчего весь ужас кровящей руки предстал моему взору. — Если начинаешь на подхвате у бандюка, то даже когда этот бандюк переквалифицируется в уважаемого бизнесмена, привычки останутся прежними… А что до них, — он кивнул куда-то в даль, — то даже отстав от тебя, они сегодня же нашли бы другую — ту, за которую некому заступиться. Свиней надо отстреливать на месте. Хотя вряд ли я их убил. Целился по суставам — чтоб навсегда запомнили…
Ночь мы провели в моём номере в частном гостевом доме. Я даже не стала спрашивать, где он остановился — документы и бумажник были при нём. Не стала даже спрашивать, как он собрался улетать со стволом за поясом — не моё это дело. Уж наверняка, денег на частный борт у него хватало. Когда он уснул, сон всё не шёл мне в голову. Пребывая в смятенном расположении духа, я пыталась разобраться в собственных чувствах… Уснула лишь под утро. А проснулась, как всегда, одна.
Глава 9
Но конец лжи ещё не означает начала правды.
И жизненный опыт, и прогноз погоды, и сводки новостей, и предостережения знающих людей, даже начавшиеся так невпопад под утро месячные — всё твердило мне о том, что поездка в торговый центр накануне Нового Года — не самая лучшая затея. Но я, слишком гордящаяся, что разум мой с детства был чист от всяческих суеверий и бытовых предрассудков, наступила на горло тревожным предчувствиям, по-быстренькому собралась и в обед тридцатого декабря поехала в "Метрополис". Хотя корпоратив уже отгремел, впереди оставалось и семейное торжество в Новогоднюю ночь — отец созвал всю родню, что ещё была жива и имела хоть какое-то желание якшаться с нами, и Рождество, которое я планировала встретить как можно более благоразумно — в ночном клубе или на жарком курорте. Требовались новые платья. И духи. И подарки для родни. Да мало ли… Конечно, в наши дни что угодно можно заказать онлайн, но как избежать соблазна насладиться целительным духом надвигающегося праздника через брожение по людному моллу, источающему из всех углов запахи сладостей, мандаринов и живых ёлок, режущих по глазам золотисто-гирляндовым мигающим убранством?
То, что иногда к чужим советам и собственным предчувствиям лучше прислушиваться, я поняла ещё на трассе: запруженная донельзя, Ленинградка топила машины в своих стоячих водах — я еле плыла в общем потоке, периодически матерясь в губу и сигналя впереди едущим — просто так, за компанию. В итоге к "Метрополису" добралась уже в сумерки. Снаружи свободных мест не было, и я рванула на подземную парковку, где, сама не заметив как, оказалась в ловушке. Очередь желающих припарковаться и поскорее отправиться за покупками тянулась сколько хватало обзора и почти не двигалась. Изредка освобождались места, и их тут же занимали первые в очереди (или самые пронырливые). Остальным же оставалось ждать своей череды — пути назад были отрезаны: развернуться на сто восемьдесят в переполненных кишках односторонних выездов, со всех сторон зажатых в бетонные тиски, было физически невозможно. Очередь худо-бедно двигалась, и в итоге я очутилась в центре своеобразного перекрёстка: передо мной вдоль перекрытия нижнего уровня еле ползла полоса автомобилей, которую сбоку от меня пересекала другая — та, что двигалась на верхний уровень, ожидая своей очереди вскарабкаться по подъёму. От скуки и раздражения врубила радио, чтобы тут же выключить: здесь, в подвале, магнитола не ловила. Звуковым сопровождением моим страданиям служила какофония из гудков машин, возгласов людей и лязганья тележек об отбойники. От нечего делать я заозиралась по сторонам.