В его голосе чувствовалась обида.
- Что с мичманом? – спрашиваю с тревогой.
Мертваго не стал томить.
- Проникающее пулевое в грудь. Слава богу, навылет. Кожанка на теплой подкладке не дала образоваться пневмотораксу – залепила рану. А что там, в нутре, зацепило – я не в курсе. В любом случае, тяжелое ранение. Минимум пару месяцев на поправку. Если внутри чего не повредило. Из чего в вас хоть стреляли?
- Из револьверов, - отвечаю, - Хотя особо приглядываться мне было некогда.
- Оно хоть того стоило? – поднял ветеринар правую бровь.
- Пока не знаю. – развёл руками.
Действительно не знаю. Не смотрел ещё багаж курьера Коминтерна. Хотя никакие бриллианты не стоят жизни Никанорыча. Будь их там целых два чемодана, как указано в ленинской записке. Но вполне возможно, что и пустышку вытянули. Шли практически на шарап. Точных документов в архиве не было. Да и кто оставляет такие следы в архивах? Так… намёки, оговорки в сопутствующих документов. Деятельность Коминтерна до сих пор покрыта мраком.
Завязывать надо с чересчур опасными играми. Что-что, а адреналинового маньячества я за собой не наблюдал. А вот людей мне жалко. Мало их у меня.
Мертваго ушел, а я так и сидел в пустой курилке женского ««концлагеря»», ждал конца операции.
Наконец Василина вышла из операционной палатки, в распахнутом белом халате на красноармейскую форму, без перчаток уже, села рядом со мной в курилке и устало сказала, поправив косынку.
- Мужчина, не угостите даму папироской?
Я протянул ей раскрытый портсигар.
Дал прикурить от зажигалки.
Врач затянулась, закашлялась, и обмолвилась с извинительным тоном.
- Простите, давно не курила. В плену курево взять негде. А табак у вас хороший. Не советский, небось?
- Не советский, - подтвердил я. – Турецкий. Как мичман?
- Жить будет, - ответила Васюк, затягиваясь. – Счастливчик. Пять миллиметров влево и заказывай панихиду. Да и доставили его ко мне быстро. Кураги достать можете?
- Зачем?
- Сердце ему поддержать. Кровь слегка разжижить.
- У меня в домике кардиомагнил есть.
- Чего?
- Аспирин с магнием. Самое-то для разжижения крови будет. А курагу привезу. И курагу, и бананы. Напишите мне, что требуется – всё будет.
- Вы сами-то как? Не пострадали? – посмотрела она мне в глаза.
- Жив, как видите. И тушка целая. – Отвечаю. – Благодаря Никанорычу. Он меня собой прикрыл.
- Это правда, что мы в далёком прошлом? – вдруг спросила врачиха, меняя тему.
- Правда, – отвечаю.
- А обратно?
Чёрт. Каждый второй думает про ««обратно»». А они мне тут нужны.
- В концлагерь к фашистам? – отвечаю по-одесситки. - Так там умерли трое из четырех пленных. Война продлится до мая сорок пятого года. – И предваряя следующий вопрос, сразу говорю. – Нашей победой и красным знаменем над рейхстагом в центре Берлина.
- Понятно. А, правда, что Мертваго генерал? – снова меняет тему врачиха.
Чувствуется что у нее вопросов ко мне вагон и маленькая тележка.
- Правда. Статский советник по ветеринарной части. Зря вы его из операционной прогнали. Он фельдшеру из моряков ногу от газовой гангрены спас. На моих глазах. Обидели вы старика.
Врачиха кинула окурок в ящик с песком, заменяющий урну.
- Я не знала этого. Я извинюсь перед ним. Правда-правда. Еще папироску дадите?
- Дам, - сказал я, открывая портсигар. – А вы, какие предпочитаете курить?
- То, что я предпочитала, мне было не по карману. ««Северную Пальмиру»» или ««Герцеговину флор». Но это редко я могла себе позволить. ««Казбек»» не люблю – он кислый. А в паёк комначсостава выдавали ««Беломорканал»» или ««Пушки»». Ваш табак мне понравился, только он для меня очень крепкий.
- Неужто, крепче ««Беломора»»? – удивляюсь.
- Почти, - улыбнулась устало.
- Когда в очередной раз я схожу в дореволюцию, то привезу для вас ««Зефир»» или ««Дюшес»» - они считались дамскими папиросами. А женщин, которые курят ««Беломор»» в моё время называли ««товарищами»». – Усмехнулся я.
- А вы, из какого времени? – снова Василина меняет тему.
- Из двадцать первого века, - мне скрывать нечего.
- Коммунизм построили?
У-у-у-у-у… какой жгучий интерес.
Хоть стой, хоть падай, но пора читать очередную лекцию по истории РСДРП – ВКП(б) - КПСС.
- А вы сами, Василина Васильевна, партийная?
- Комсомолка.
- Тогда слушайте. Комсомол самораспустился в 1991 году. А до того, вместо обещанного Хрущёвым коммунизма в 1980-м году в Москве провели Олимпийские игры…