Хорошо зная отношение охраны к журналистам, я и не пыталась выдавать себя за корреспондента какой бы то ни было газеты. Будь ты хоть из «Морнинг стар», хоть из «Плейбоя» – это не поможет тебе продвинуться на шаг дальше корреспондента каких-нибудь «Урюпинских ведомостей». Мне помогли сам генерал Кольцов, моя профессия и инерция психической реакции, свойственная каждому человеку.
Я опробовала свой метод на первом же охраннике, который преградил мне путь в лифт, работающий только на три последних этажа. Четко, как того и требует устав, я отбарабанила ему:
– Секретарь-референт генерала Кольцова капитан МЧС Николаева. Отдел экстремальной психологии. Секция оперативных экспертиз.
И сунула ему в лицо свое развернутое удостоверение. Поближе к глазам, чтобы не смог внимательно прочитать. В удостоверении было подтверждение двум фактам, которые я только что о себе сообщила: там было указано, что я действительно капитан МЧС и в самом деле – экстремальный психолог второй категории. А доставать список генеральской свиты и искать в нем, внесена ли фамилия Николаевой в число лиц, которым разрешен беспрепятственный допуск на три верхних этажа, охранник то ли постеснялся, то ли счел излишней формальностью. На что, собственно, я его и подбивала. Или – «что и требовалось подсказать», как любит выражаться наш Игорек.
Я так и не поняла, какая структура выставила свою охрану на этаже, но это не имело существенной разницы – фамилия генерала Кольцова звучала магически и для МЧС, и для ФСБ. Может быть, дело в том, что на его уровне эти две силовые структуры взаимодействовали очень тесно? Во всяком случае охрана пропускала психолога-референта генерала Кольцова практически беспрепятственно.
Споткнулась я только у самых дверей комнаты, где находился капитан Самойлов. Вычислить ее оказалось не так уж и сложно. Очередной охранник, проверив мое удостоверение, на мой полувопрос-полуутверждение: «Капитан Самойлов?», произнесенное очень неопределенным тоном, машинально указал на необходимую мне дверь.
Около нее стоял не один, не два, как обычно, а шестеро охранников… Я сразу поняла, что что-то здесь не так… Не могут несчастного капитана охранять шесть человек. Они же толпятся у двери и только мешают друг другу. И тем не менее – толпились и мешали.
Все они были в защитной, камуфляжной форме. Один преградил мне дорогу. Посмотрев мое удостоверение, он несколько растерялся и оглянулся на других. Подошел еще один, с совершенно бандитской внешностью, и, даже не глядя на мой документ, заявил категорически:
– Нельзя!
– Почему? – спокойно поинтересовалась я и добавила на всякий случай: – Экспертная психологическая служба генерала Кольцова…
Охранник посмотрел на меня насмешливо и нагло. Давно заметила, что чем сильнее и примитивнее по психической организации мужчина, тем с большим удовольствием он хамит женщинам. Не такой уж это и банальный факт, между прочим. Дело в том, что примитивная психика такого мужчины бессознательно воспринимает сложную женскую психическую организацию как опасность для себя. И сразу же кидается в драку. Защититься хочет от непонятной и своей непонятностью еще более пугающей опасности…
– Слушай, телка! – глазами он меня уже раздел, оценил, как я поняла, достаточно высоко и сейчас сожалел только о том, что нельзя тоже самое сделать руками. – Ты в сортир хоть раз ломилась, когда там на толчке уже кто-нибудь сидит? Тебе что тогда отвечали? «Занято»? Так вот, сообщаю, – занято!
Я уже поняла, что четверо из шестерых наверняка не принадлежат ни силам МЧС, ни ФСБ… Слишком на бандитов похожи – тем, как держатся, как сутулятся и смотрят – нагло и вызывающе…
– И кто же там… – я кивнула в сторону двери. – …на толчке?
«Бандит»-охранник хохотнул. Он уже хотел развить свой, как ему показалось, успех, но тут вмешался один из «наших» охранников. Он неприязненно покосился на того, кто мне хамил, и сказал спокойно:
– Губернатор здешний… Вот кто псих-то… Слышишь, как орет?
Я и без того уже напряженно прислушивалась к крикам, доносящимся из-за двери, озабоченная только одним, чтобы никто не понял, что эти-то самые крики меня и интересуют чрезвычайно…
Кричал он, к сожалению, не слишком громко, как-то сдавленно, и слов было не разобрать, только интонацию – возмущенно-обвиняющую, презрительную… Но много ли информации в интонации?
Увлеченная подслушиванием и одновременно маскировкой этого, я не заметила, как один из охранников отлучился и вернулся уже не один, а с молодым и развязным хлыщом, который сразу же направился ко мне и потребовал документы. Я напряглась. Если меня разоблачат – выйдет большой скандал. Ведь именно сейчас я и занимаюсь тем, за что получил нагоняй наш командир. Но к кавалерийским наездам я всегда заранее готова. Что-то не похож он на того, кто старше меня по званию… Тогда у меня есть возможность не показывать ему свои документы…