Липский взглянул. На квадратном жидкокристаллическом дисплее виднелись два человека в броской униформе спасательной службы, грузившие в кузов микроавтобуса «скорой помощи» носилки, на которых лежал какой-то мужчина в песочного цвета полотняном костюме. Наружность у этого гражданина была примечательная, артистическая – длинные, до плеч, вороные волосы, тараканьи усы с лихо закрученными кончиками и остроконечная бородка-эспаньолка.
– Ну и что? – спросил Андрей.
– А ты увеличь, – посоветовал Скопцов. – Приглядись к этому типу повнимательнее. Никого не напоминает? Особенно если постричь и побрить… А?
Андрей последовал совету, дав максимальное увеличение и поместив лицо человека на носилках в центр экрана. Много это ему не дало. Ясно было только, что хотя бы в одном Глист прав: артистическая, не по возрасту прическа, дурацкие усы а-ля Сальвадор Дали и седоватая эспаньолка до такой степени мешали разглядеть черты лица, что казались бутафорскими. Липский постарался мысленно убрать их, про себя сетуя на отсутствие под рукой компьютера с простенькой графической программой, которая позволила бы в два счета провернуть эту нехитрую операцию.
– «Фотошопа» не хватает, верно? – видя, что он находится в затруднении, подковырнул Скопцов.
Андрей представил, как водит компьютерной мышью по коврику, аккуратно стирая с лица на фотографии нелепую растительность, и почему-то именно это помогло ему добиться желаемого результата: он вдруг перестал замечать отвлекающие детали и увидел целое, которое действительно кое-что напоминало – вернее, кое-кого, и притом очень сильно.
– Да ну, чепуха, – сказал он, чувствуя, что чепухой тут даже и не пахнет, и вернул Скопцову камеру. – Я понимаю твое стремление заработать на байках о его возвращении, но, если хочешь знать мое мнение, это дохлый номер. Парень просто на него похож – если, конечно, это не фальшивка, которую ты состряпал на своем компьютере.
– Вот тебе – фальшивка, – фотограф сделал в его сторону неприличный жест. – Это, Андрюха, не фальшивка, это – редкая удача. Все равно что сорвать джекпот в лотерее.
– Ну-ну, – недоверчиво сказал Андрей.
Последняя реплика представляла собой уже не что иное, как обдуманную провокацию. Скопцов сильно переоценил свои возможности, затеяв игру в недомолвки с человеком, который сделал себе имя в журналистике еще в те времена, когда он сам зарабатывал на жизнь, фотографируя свадьбы и дорожно-транспортные происшествия в своем Мухозасиженске. Опыта и умения по части извлечения из собеседника информации Андрею Липскому было не занимать, при желании он мог разговорить любого, у кого еще прощупывался пульс. Ему случалось вызвать на откровенность куда более умных и скрытных людей, чем охотник за знаменитостями по кличке Глист, который к тому же на поверку оказался еще менее крепким орешком, чем ожидал Андрей. Уязвленный недоверием собеседника, на помощь которого рассчитывал, распираемый изнутри известным ему одному секретом, который явно считал ценным, Скопцов подался к Андрею через стол и, перейдя на свистящий полушепот, заговорил.
И уже на второй или третьей фразе Андрей понял, что потратил время не напрасно. Теперь он был готов не только попросить Марту отстаивать в суде интересы этого слизняка в бакенбардах, но и выплатить ей гонорар из собственного кармана. Благодаря врожденной способности оказываться в нужное время в нужном месте упомянутый слизняк и впрямь набрел на золотую жилу, о чем Андрей пока не собирался его информировать.
3
Мотоцикл с солидным басистым рокотом глотал бензин, выплевывая пройденные километры синеватым дымком из одетой в хромированный дырчатый кожух выхлопной трубы. Он был собран на заказ и представлял собой нечто среднее между легкой кроссовой моделью и роскошным шоссейным байком. Это была добрая машина, не раз выручавшая хозяина в трудные минуты. При умелом управлении она могла пройти где угодно – ну, разве что не по воде, – что делало ее незаменимой как на запруженных транспортом городских магистралях, так и на ухабистых лесных проселках.
До предела насыщенный выхлопными газами встречный поток воздуха трепал лисий хвост, прицепленный к плечу мотоциклетной кожанки, и овевал лицо. Он был такой горячий, что не холодил даже на приличной скорости, и Кошевой, поддавая газу, считал минуты, оставшиеся до того момента, когда наконец окунется в попахивающую порохом и сырым цементом вечную прохладу просторного подвала. Солнечный свет тусклым размытым бликом отражался от матово-черной макушки похожего на каску американского солдата кевларового шлема, из-под козырька поблескивали антикварного вида очки-консервы; длинная, основательно посеребренная сединой грива реяла за плечами, руки в беспалых перчатках уверенно сжимали одетые в рубчатую резину рукоятки руля, прокладывая извилистый путь через раскаленный, испускающий удушливую вонь отработанного топлива лабиринт едва ползущих в сторону Центра автомобилей. Пока что Кошевому удавалось выдерживать приемлемый темп, но чувствовалось, что это ненадолго: движение вокруг него становилось все медленнее, машины стояли все плотнее, все беспорядочнее, едва не касаясь друг друга бортами, – впереди была пробка, судя по внешним признакам претендовавшая на рекордную на этой неделе длину.