Кто был отцом Ростислава, пока точно не выяснено. Большинство историков считают его потомком вщижского князя Владимира Святославича, носившего почетный титул новгородского. Будучи не самым старшим из пяти сыновей Святослава Киевского, на солидный удел Владимир рассчитывать не мог. Подался он, было, править в своенравный Новгород, но демократы-новгородцы прокатили его на очередных выборах и он осел в провинциальном Вщиже. На большее князь уже не замахивался, радуясь и тому, что есть. Однако для его пяти сыновей, сонма внуков и неизвестного количества правнуков, владений уже катастрофически не хватало. От непомерного количества дармоедов княжество трещало по швам и княжат распихивали, куда только можно. Вот Ростилаву и досталась самая дальняя глушь, куда кроме него никто ехать не хотел.
Правда, оппоненты выдвигали версию, что отцом Ростислава являлся черниговский князь Рюрик, но они так и не пришли к согласию, который именно из Рюриков — Ольгович или Ростиславич, так что эта гипотеза сомнительна.
Как бы то ни было, но энергично взявшись за дело, новоиспеченный владетельный князь значительно расширил крепость, с расчетом на будущий рост народонаселения. Вместительный терем, двухэтажные клети, обширные погреба и закрома позволяли вместить жителей окрестных весей вместе с припасами и даже частью скота, и при этом еще оставалось место для сотни боевых коней. Оставалось только найти столько переселенцев, желающих обрести здесь новую родину.
Впрочем, князю повезло, и люди действительно к нему потянулись. Не за какие-то особые качества Ростислава, а просто так получилось, что несчастье одних часто оборачивается удачей для других. Дело в том, что прежде великий и могущественный Киев, краса русской земли, давно уже начал терять свое значение. То, что князья чуть ли не ежегодно отбирали друг у друга стольный град, это еще полбеды, хотя военные действия не давали людям нормально работать. Но когда в двенадцатом веке коалиция из одиннадцати князей разорила Мать городов русских, ограбив церкви, поубивав и уведя в полон множество христиан, то это был первый звоночек, что Киев больше не является безопасным местом. Первый, но не последний. Прошло ровно тридцать лет и три года после разорения, киевляне уже забыли прежние недоразумения, и без задней мысли выгнали из города очередного князя, как это часто делалось в то время. Однако князем этим оказался Рюрик Ростиславич, уже участвовавший в том "славном" походе, и помнивший, сколько богатств таит в себе столица. Он быстренько сбегал за помощью к соседям в Чернигов и, заручившись помощью Василия Чермного, старательно вычистил Киев от золота, серебра, а самое главное, от людских ресурсов. Лишь иностранным купцам было позволено сохранить жизнь и свободу в обмен на материальные ценности.
В дальнейшем походы на город стали обыденным явлением. То Рюрик опять приходит, то рассорившийся со своим союзником Чермный, наделавший, по словам летописца "много зла русской земле". Неудивительно, что уцелевшие жители Киева и его окрестностей начали потихоньку разбредаться во все стороны в поисках более спокойного места. Некоторые добрели и до Оки, где нашли много земли, теплый прием и относительно спокойную жизнь.
С названием юного города голову не ломали, назвав его просто "Городец". Таких в каждом княжестве по несколько штук. Например, ближайший из тезок — Городец на Жиздре, основали еще в четвертом веке, то есть он был древнее Киева. Правда, название у него не раз менялось, и как его именовали в древности, неизвестно.
Крепостица, доставшаяся молодому Ростиславу, ставилась для обороны от соседнего княжества, и потому ее основали на левом пологом берегу Оки, в том месте, где встретив Жиздру, река образовала маленький полуостров, вытянутый на север. На его дальней оконечности возвышался небольшой насыпной холм, окруженный шестиметровым валом. Сверху по валу проходила стена — не просто ряд бревен, а современный сруб, засыпанный землей и камнями, поверх которого клался настил. Вместо примитивного зубастого частокола, за который так легко зацепиться арканом, стену венчала двухскатная крыша, закрывавшая галерею и от непогоды и от метательных снарядов, а для стрелков были проделаны окошки. Присутствовало в крепости и еще одно новшество — согласно новейшим разработкам фортификации по углам возвышались стрельницы, служившие одновременно и наблюдательными вышками, и оборонительными башнями. Внизу, у самого рва, из земли торчали надолбы, призванные испортить жизнь нападающим, а перед ними был щедро рассыпан чеснок (* колючки), правда, деревянный, так как железо слишком дорого. Еще один вал, вдвое ниже основного, перегораживал южную часть полуострова, образуя предполье обороны.
Селище у подножия крепости пока не успело вырасти, и в нем насчитывалось едва полсотни домишек. Правда, кроме жилых изб, еще имелось немало складов, амбаров, конюшен, хлевов, и прочих строений. Если со временем посад разрастется, то его тоже обнесут отыненным валом, и получившийся окольный город станет внешней оборонительной линией.
Глядишь, со временем Городец пополнится людьми, население весей тоже вырастет, князь разбогатеет, начнет чеканить свою монету, соберет немалую дружину. Так думал Ростислав, надеясь на лучшее и не зная, что нашествие монголов не только докатится до его города, но и обратит в прах все его начинания. Причем "прах", увы, в самом буквальном смысле слова.
Пока же, хотя и в ожидании войны, жизнь у крепости била ключом. На льду раскинулся и гудел довольно многочисленный торг. Вскоре снег начнет таять, реки вскроются, и связь между поселениями прервется. Никуда нельзя будет добраться ни по воде, ни посуху. Поэтому, пока еще имеется возможность торговать, идут последние ярмарки. Одни селяне сохранили лишние мешки с зерном, а у других, наоборот, не хватает даже для посева. Купцы скупают у звероловов пушнину и мороженые туши лосей. Кто-то из-за нехватки сена спешит забить лишнюю скотину, пока работает природный холодильник. Почти у всех за зиму жены и дочери успели наткать немало льняного или шерстяного полотна, излишки которого можно продать купцам с немалым прибытком.
Подвезшие меня крестьяне отправились на торг закупать зерно для посевной, а мне предстояло проникнуть в крепость, так что мы распрощались.
Проход через внешний вал не охранялся, благо что дворик за ним пока свободен от строений, и ничего ценного тут не хранилось. Сейчас тут стояло несколько запряженных саней, и среди них выделялся красивый крытый возок с вышитыми православными крестами. Похоже, информаторы не подвели, и объект находится в городе. Это радует, но вот пропустят ли меня внутрь? В единственных воротах города, как и следовало ожидать, стоял стражник. Молодой, вернее, просто юный, с еле наметившейся рыжей бородкой. Кого же еще поставят на столь нудную работу, как не салагу? Впрочем, паренек был чрезвычайно горд порученной ему миссией охраны князя. В короткой кольчуге, в блестящем шлеме, кожаных наручах, с копьем в руках и топором на поясе, он, должно быть, полагал себя великим воином. Его куда более опытный и хорошо вооруженный напарник — чернобородый ветеран, с покрытым шрамами лицом, мирно сидел на бревнышке, и казалось, дремал. Однако при моем приближении глаза у бородача чуть приоткрылись, и стало ясно, что он не спит.
Заглянув в открытые ворота, я попробовал найти нужную мне персону. Народа было много. Все суетились, бегая туда-сюда с кулями и тюками, таская бревна, которые здесь же строгали двуручными скобелями плотники, или нося воду, зачерпнутую в глубоком колодце. Однако ни одного монаха во дворе не наблюдалось и пришлось обратиться за информацией к стражнику.
Пожелав пареньку всяких благ со здоровьем и получив аналогичный ответ, я вежливо поинтересовался: