У всех на языке вертелся один вопрос, и мы вместе с князем и нетерпеливым Микулой спросили одновременно. — Когда?
— Дорога разведана, да и проводников набрали, кони накормлены, так что послезавтра будут здесь. Нам поручили узнать, сколько воинов в крепости и где стены подгнили.
Упоминание о стенах затронуло больную мозоль князя, отчего он недовольно скривился. Отправив в поруб первого разведчика, быстро допросили второго, предупредив, что его товарищ раскололся и предложив добровольное сотрудничество. Проявив мудрость, куман выложил всю правду, повторив ранее сказанное, и лишь уточнив, что подразделение Очирбата формально называется тысячей, но оно уже ополовинено в боях.
Объяснив горе-шпионам, что Бяслаг неласково встретит разведчиков, вернувшихся "похлопывая себя руками по карманам", Ростислав отправил куманов в подвал переждать нашествие, для их же блага, конечно.
Впечатленный моими премудростями, князь решил посоветоваться со мной, надеясь что свежий взгляд со стороны хоть как-то поможет в решении проблемы.
— Гавша, как мыслишь. Кремник на холме, может, устоит?
Врать мне было незачем, и я начал резать правду-матку.
— Нет, княже, татары и каменные города брали. Сам знаешь, что они в низовских землях и залеской окраине все пожгли. Городец за день возьмут.
Венценосный собеседник все это сам понимал, и понурившись, процитировал древнего автора. — "Невеселое время настало, уже степь силу русскую одолела".
Отважный Микула, не желавший заранее мириться с поражением, был более оптимистичен. — Может, татары просто в осаду станут? — предположил он. — Припасов, снеди разной, у нас до осени хватит, если пиры не устраивать.
И хотя в глазах князя теплилась крошечная искорка надежды, я с ходу отмел данное предположение. — До осени они ждать не станут. Если Очирбат сотоварищи не возьмут город сходу, то подождут подкрепление, а оно рано или поздно придет. Впрочем, это не понадобится. Стены у тебя низкие, бревна так себе. Дубовые подгнили, а сосновые непрочные.
Не услышав ничего утешительного, Ростислав махнул рукой, отпуская меня восвояси. Плохо быть черным вестником, люди никакой благодарности не испытывают, слыша горькую правду. Ну и ладно, пойду к игуменскому возку, чтобы не упустить свой объект поиска.
У возов уже топталась небольшая стайка мирян. Они нерешительно переговаривались между собой, не зная, что делать.
— Не едем, что ли?
— Нет, распрягай.
— Погоди распрягать, вон игумен идет.
Ага, вот я и дождался зубцовского настоятеля, и идет он прямо ко мне. Высокий, седой, но, несмотря на возраст, прямой как тополь, старец в черном клобуке. Судя по твердому, оценивающему взгляду, это и есть искомый игумен. Фотографий его, конечно, не сохранилось, но вроде другого иерарха столь высокого сана в захолустном городке быть не должно. Все это пронеслось в голове, пока поспешно сдернув шапку, я подмел ею снег. — Благослови, отче.
Благословив меня, старец, к которому я так стремился через бездну веков, без лишних околотов приступил к делу. Говорил он кратко, без византийских витиеватостей.
— Откуда?
— Из Рославльского монастыря.
— Грамотку давай.
Пошарив за пазухой, я деланно округлил глаза, пошарил сильнее, залез в котомку и с виноватым видом развел руками. — В переметной суме видать оставил, когда лошадь пала.
— Дурень, — расстроено вздохнул игумен.
Ну извиняйте, не смогли наши спецы письмо состряпать, несмотря на все свои цифровые и буквенные технологии. Да и как подделать почерк рославльского игумена, если у нас образцов нет? В этом-то и проблема. Да и вообще, по этому монастырю никаких сведений не сохранилось, кроме того, что монголы сожгли его во время нашествия, и возродится он только через сотни лет.
Но пока все шло по плану. В грех гнева игумен не впадал, и посохом об пол не стучал. Видать, решил, что с неграмотного солдафона спрос невелик. — Что Иннокентий писал-то? — ровным голосом, не проявляя неудовольствия, вопросил старец.
— Летопись просят.
— Вернем. — Всего лишь одно скупо брошенное слово, и мне пришлось затаить дыхание и сжать волю в кулак, чтобы не завопить от радости. Миссия выполнена, и древняя летопись спасена для человечества! — А что в обители происходит? — как бы невзначай, но с неприкрытым интересом поинтересовался Афанасий.
— Готовят монастырь к обороне. Запасы свозят, ратных людей созывают, стрелы делают, посад разбирают.
— Здоровье как у игумена? — плавно перевел разговор в нужное русло мой собеседник.
Понятия не имею как, и вряд ли вообще узнаю, разве что прочитав летопись. Но легенду тщательно проработали, и к каверзным вопросам меня более-менее подготовили, так что ответил я без запинки. — Сам его не видел, он ко мне не выходил. — Ну действительно, мало ли чем там человек занят. Ему же надо службы служить, наставления давать, хозяйство вести. Обороной руководить опять-таки его забота, хотя образование и не профильное.
— Значит так и недужит, — задумчиво протянул игумен. — А про то, кто следующим иерархом станет, не ведаешь?
Да он что, решил, что я доверенный боярин при монастыре? Или полагает, что монахи при посторонних могут языками трепать и свои секреты выбалтывать? Все это я вслух не говорил, и лишь бодро отчеканил заранее заготовленную фразу. — При мне таких разговоров не велось, а сам я, понятно, не спрашивал. Да мне даже переночевать там не довелось. Привез грамоту с поминками от князя, — лишь бы игумен не спросил, от какого именно, — и монастырские попросили меня в Городец съездить. Спешил, коня вот загнал.
— Растяпа, — добродушно констатировал игумен. — Обратно так не спеши, а то не довезешь.
Да пусть хоть матом кроет, хотя Афанасий священнослужителем был праведным, и непотребных слов от него не услышишь. Конечно, следует сделать скидку на то, что категория бранных слов вообще и недопустимых в приличном обществе в частности, за восемь столетий несколько изменилась. Но это неважно. Задача — заставить отнюдь не глупого и далеко не наивного человека, облеченного властью, отдать ценный документ первому встречному, выполнена успешно.
Тяжело вздохнув, Афанасий кивнул мне, чтобы я следовал за ним, и направился в княжьи хоромы.
Для чего Ростислав просил привезти ему летопись, можно только гадать, но явно не для написания научной работы. Очевидно, что он просто решил найти подтверждение своих прав на здешнюю землю.
Надо заметить, что самый дальний, северо-восточный угол Черниговского княжества заселен слабо. Городов за Козельском уже не было, зато эта огромная лесная территория граничила сразу с тремя соседними княжествами. Доселе на нее никто не претендовал, по причине немногочисленности потенциальных данников. Тут сбор налогов обойдется дороже собранного, вот сюда никто из власть имущих и не рвался. Но после появления новых сел, никому прежде не нужная глухомань вдруг стала всем дорога, как родная. Поэтому князья озаботились проблемой точной демаркации границ, и в первую очередь это волновало смолян. Естественно, в те времена, как и сейчас, над всеми законами превалировало кулачное право. Законные притязания обязательно должны подкрепляться силой оружия, или они ничего не стоили. Но лет пять назад в смоленщине уже отгремела война, перед этим прошел мор, литовцы опять зашевелились, да и нынешнее монгольское нашествие не располагало к бряцанью оружием. Вот и решили князья вместо отправки рати пошарить по архивам в поисках доказательств, а в качестве третейского судьи пригласили всеми уважаемого зубцовского игумена. Летопись же попросили в Рославльской обители — новой, но старательно составлявшей списки всех событий, касавшихся черниговско-смоленских отношений. Рославльский монастырь обладал большим скрипторием, в котором доброписцы не только тщательно вели погодные записи, но и составили подробный свод, собирая сведенья из разных источников. С этой книгой Афанасий сначала побывал в Козельске, а потом заглянул в Городец, дав княжьим "хытрецам", т. е. грамотным людям, переписать нужные места, давая основания в тяжбе с соседями.