— Фрэнко, Ди, — сказал Джайлс, — простите меня, но мне придется вас на какое-то время выселить. Инженер вскоре отправится в открытый космос для ремонта, и ваш отсек будет служить подсобным помещением. Вы вернетесь после завершения работы, а пока один из вас может занять мою койку. Там напротив есть еще одна, ее еще не раскладывали.
Арбайты явно смутились.
— Простите, ваша честь, сэр, — произнес Фрэнко. — А это надолго?
— Не дольше чем необходимо, — объяснил Джайлс. — Это займет несколько часов. А что? Какие-нибудь затруднения?
— Я насчет Ди, сэр, — сказал Фрэнко. — Она плохо спит даже здесь, наедине со мной. У нее бывают кошмары — и раньше были. Засыпает она с огромным трудом и ничего не может с этим поделать.
— Сочувствую, — проговорил Джайлс. — Но, к сожалению, ничем помочь не могу. Это не наш корабль, и лекарств тут нет. Но я постараюсь вернуть вас сюда как можно скорее.
Расстроенные Фрэнко и Ди стали бочком пробираться между койками к выходу из отсека.
— И передайте остальным, — добавил Джайлс громким голосом, чтобы его слова услышали все, — пусть никто не сует сюда носа без моего разрешения. Альбенаретцы требуют, чтобы здесь никого не было, и я обещал им это. Это приказ.
— Да, ваша честь, сэр, — хором произнесли Фрэнко и Ди, исчезая за переборкой.
Вслед за ними вошла инопланетянка и остановилась, оглядывая помещение.
— Здесь ничего не повреждено, — сказала она Джайлсу по-аль-бенаретски. — Отлично. Инженер занят приготовлениями в носовом отсеке. Я займусь этим сектором, а вы можете идти. Вернетесь, когда я позову вас.
Джайлс изо всех сил старался сохранить самообладание, но ее манера разговаривать вызвала в нем инстинктивное раздражение.
— Если вы вызовете меня сюда, мое чувство долга, несомненно, побудит меня прийти, — ледяным голосом ответил он на безукоризненном альбенаретском.
Чужие, круглые и темные, глаза уставились на него. Невозможно понять их выражение — сердится Капитан, смеется или ей попросту все равно.
— Я вызову вас лишь в том случае, если в этом будет крайняя необходимость, — сказала Капитан. — Л теперь идите.
Джайлс покинул кормовой отсек и вернулся к шлюзовой камере и уже открытому контрольному щиту. Он сунул руки в гнезда, обхватил ручки управления и начал экспериментировать. Поначалу получалось довольно неуклюже. Три пальца альбенарет-ского вальдо, как и на руке альбенаретца, были расставлены широко, под углом в 120 градусов. При этом они не могли вытягиваться в прямую линию, как большой и указательный пальцы человеческой руки, поэтому схватить ими что-нибудь было довольно трудно.
В конце концов Джайлс решил, что брать предмет можно только всей кистью. Он нажимал всеми пальцами на три контакта под каждой из ручек, и результат приблизился к альбенарет-скому.
Он тренировался, вновь и вновь повторяя эти движения, пока не почувствовал, что кто-то стоит рядом с ним. Джайлс обернулся. Около него стояла Бисет, словно ожидая, когда он обратит на нее внимание. Джайлс оторвался от экрана.
— Ты хотела поговорить со мной? — спросил он.
— Прошу вас, ваша честь, сэр, — сказала она, — не отрывайтесь от вашего занятия.
Она запнулась и неожиданно сменила язык:
— Вы ведь говорите на эсперанто, не правда ли ?
Все внимание Джайлса было приковано к рычагам. Перемена языка отвлекла его, и опять перестал получаться этот захват тремя пальцами, который он вроде бы уже освоил.
— Cu,jes те bonegeparloas Esperanto!— раздраженно ответил он Бисет, машинально перейдя на эсперанто, но тут же, оборвав себя, выпустил ручки управления и повернулся к ней.
— Аты его знаешь? — спросил он на терралингве, понижая голос. — Это ведь древний международный язык. Я сам заинтересовался им всего пять лет назад.
— Прошу вас, сэр, — ответила Бисет на эсперанто, — пожалуйста, продолжайте ваши занятия. Пусть все думают, что только шум мешает понять наш разговор.
Он вернулся к упражнениям с вальдо.
— Я спросил тебя, — произнес он на эсперанто, — где и как ты, арбайт, научилась этому языку. Ведь в наше время ранние языки Земли представляют лишь предмет научных исследований. На эсперанто теперь нигде не говорят.
— Мой случай особый, — сказала она.
Не отрываясь от рычагов, Джайлс повернул голову и взглянул на нее. Ее худое, с печатью осуждения лицо было совсем рядом. В чертах его проглядывала некая аристократическая изысканность. Должно быть, когда-то она была хороша собой.