— Можно ли нам расспросить ваш компьютер? — осведомился один репортёр.
Я забубнил что-то в духе: мол, интерфейс пока зачаточный, но разработать его помогает сам ПТС, и скоро общаться с ним будет так же легко, как с человеком.
Меня заслонил Бирли.
— Внесём ясность. ПТС — не компьютер. ПТС — информационная структура, носитель искусственного интеллекта. ПТС сопряжён с компьютерами, может считывать цифровые данные, их тасовать, но это машина аналоговая. Когда-нибудь ПТС станет вместилищем человеческого сознания. Можете назвать его иначе — банк разума.
— Никто не понимает, и пресс-конференция тут не поможет. — Ричардсон посмотрел на меня. — Ты ведь тоже не понимаешь, Маас?
— Не понимаю даже, о чём ты.
— Синтез самосознания — проект интересный. И поместить человеческое сознание в ящик… ловкий был бы фокус, поучительный. То есть я «за» — попробуем, пусть и не выйдет. Скорее всего, не выйдет. Да и найди мы техническое решение, встаёт вопрос посерьёзнее.
— И какой же?
— Что такое «жить»? Что такое «умереть»? Пока удовлетворительного ответа у нас нет, зачем стремиться к вечной жизни?
— Зачем? Да потому, что я не хочу умирать! — Я добавил, уже тише: — А ты?
Ричардсон не смотрел на меня. Он взял со стола индийскую статуэтку и откинулся в кресле, на неё глядя. Потом молча поставил обратно.
Статуэтка человека, танцующего в круге пламени.
На следующей неделе Бирли дезертировал.
— Разрыв церебральной аневризмы во сне, — сообщил мне по видеосвязи один из поверенных старика.
В завещании не оговаривалось наше финансирование. Он ушёл первым — и выкручивайтесь, как знаете. Поверенный прислал мне копию завещания, чтобы я убедился сам.
— Тут призадумаешься, да? — сказал он, имея в виду скоропостижную смерть.
Я, конечно, задумался. Пульс мой отстукивал так сильно, как никогда. Тик-так, тик-так. Но думал я и другое:
Говнюк. Дезертир.
Бросил меня умирать.
Через несколько недель, в интерфейсной комнате, я сказал Ричардсону:
— У нас неприятности.
ПТС уже обзавёлся голосом, и Ричардсон спросил:
— ПТС, что ты об этом думаешь?
— Я не знаю, что об этом думать, — произнёс механический голос. Модуляции почти человеческие, но всё-таки есть в них пока что-то искусственное — звать репортёров ещё рано. — Я не вполне понимаю, что доктор Маас называет «неприятностями». Я не уверен, сколь широко надо трактовать местоимение «мы».
— Зуб даю, он хочет сказать, что с финансированием у нашего проекта полный афедрон, — пояснил Ричардсон.
— Афедрон? — переспросил ПТС.
— Задница.
— А. — Пауза. — Понимаю.
Ричардсон расплылся в улыбке.
— Моя твоя понимай.
Я только отмахнулся.
— Конгресс передумал нас финансировать. Я обзвонил представителей, плясавших под дудку Бирли, но мы говорим на разных языках. Находить общий язык умел только он. И уж конечно, я-то не смогу зачаровать электорат.
— А как же лоббистка, которую мы наняли?
— Она весь день на телефоне и с жаром рассказывает мне, насколько плохи дела. Говорит, делает всё возможное. — Я упал в кресло. — И надо же было засранцу умереть.
И уволочь за собой нас. Неужто вашингтонские сволочи не понимают, каковы ставки? Это вам не фундаментальная наука, которой можно пожертвовать, когда не хватает бюджета. Речь о жизни и смерти!
Тик-так, тик-так.
Моей жизни. Моей смерти!
— Насколько всё плохо? — спросил Ричардсон.
— Хуже некуда.
— Отлично. — Он улыбнулся. — Загнанные в угол огрызаются.
Мы едва успели. В финансировании было отказано на голосовании палаты представителей, оно было спасено сенатом и снова зарезано согласительным комитетом. Две недели спустя мы потеряли и бухгалтера, — сказал, что не хочет в тюрьму, — но к тому времени поняли, что плыть в стремнине цифровых заявок и электронных денежных переводов лучше всего с помощью ПТС. Самим нам за цифрами не угнаться, но ПТС, с его почти человеческой хитростью и цифровой скоростью, дал нам лишнюю неделю-две, пока команда из Голливуда устанавливала новую аппаратуру для визуализации.
Техники с ассистентами скармливали ПТС всё новые данные, а я добавлял «комнаты» к многокамерной памяти, пытаясь найти управу на информационные ураганы — время от времени, непредсказуемо, те всё ещё случались. Первые комнаты выполняли каждая свою функцию, — обработка сенсорных данных, распознавание образов, сортировка памяти, — но эти новые были, по сути, просто модулями памяти. Ричардсон тем временем водил людей, которые знали Бирли, в интерфейсную комнату на собеседования с ПТС.