Бирли поднял бровь.
— Без фамилий? Это ново.
Он будто взаправду присутствовал в комнате — разве что вокруг тонкой пылью мельтешили крапинки искажений.
— Да. Будем друзьями.
Его смех был одновременно и ироничным, и дружелюбным.
— Хорошо. Давай.
— Джексон, сколько будет 52 689 умножить на 31 476?
— Моя чистая стоимость?
— Нет. Шутки в сторону. Чему равно произведение?
— Напомни числа?
— Издеваешься, Джексон? Ты не мог забыть.
Примерно тогда загорелось «предупреждение маломерным судам», но я им пренебрёг. Хаотические помехи давно уже не достигали ураганной силы. И точно, вскоре индикатор погас.
— Что у тебя на уме? — спросил Бирли.
— Вычислил ли ты произведение, пока решал, как ответить? Или сразу взялся анализировать, как ответил бы Бирли?
— Я не делал ни того, ни другого. — И впрямь, никакого «я», кроме грамматического, не было. — Не путайте меня и вашу машину, доктор Маас. Вы учёный. Вы знаете, о чём я. — Он отряхнул лацкан пиджака. — Я — элегантная иллюзия.
— Не подскажешь, куда мне инвестировать, Джексон?
Голограмма улыбнулась.
— Моя сильная сторона — создание компаний, не торговля акциями. Могу посоветовать разве то, что мне когда-то посоветовал папа. Не женись на девушке только потому, что другой дурак её любит.
Я улыбнулся, потом задумался. Говорил ли такое отец Бирли? Конструкту ведь главное — красное словцо. Впрочем, в этом он ничем не лучше Бирли настоящего.
Бирли настоящему, а теперь и конструкту было важно, чтобы слова возымели действие. И я ведь невольно улыбнулся, подумал, что миллиардер Бирли — свой парень.
А что, если с конструктом Ричардсона всё будет так же? Ричардсон воздействовал — и это действие я хотел воспроизвести — воздействовал на меня. Я стремился подхлестнуть свой ум. Что, если тут больше играет привносимое Ричардсоном эмоциональное состояние, чем конкретные идеи?
Нет, подумал я. Это смешно.
Решился я после телефонного звонка.
— Вы Маас? — спросила женщина.
Её чёрные длинные волосы были спутаны, глаза красны. На лице ни следа эмоций, как это бывает, когда много дней злишься, скорбишь или беспокоишься: мышцы устали отражать чувства, но чувство не проходит.
— Филип, — сказала она. — Я его… вдова, — нашла она слово после паузы.
Я и не знал, что Ричардсон женат. Он бросил не одного меня.
— Да, — ответил я и тут же повторил, помягче: — Да, миссис Ричардсон. Я доктор Маас. — Заплакал младенец, но миссис Ричардсон, кажется, не заметила. — Эллиот Маас.
— Вы не знаете, где он?
Я подумал, что ослышался. Открыл рот. Закрыл. Что ей сказать? Он умер, миссис Ричардсон. Смерть — не какое-то место. Где он? Да нигде. Миссис Ричардсон, его нет. Миссис Ричардсон, вашего мужа не существует. На его месте пустота, ничто, миссис Ричардсон…
— Простите, я неясно выразилась. — Она приложила ладонь ко лбу, закрыла глаза. — Прах, доктор Маас. Прах доставили к вам?
Я тупо пялился в экран.
— В морге сказали, что прах доставили мне, но я не получала. Я подумала, может, здесь какая-то ошибка. Может, его отослали на рабочий адрес Филипа. — Она открыла глаза. — Вам не привезли?
Невидимый ребёнок заорал заливистее.
— Не знаю. Могу проверить.
— Раньше… — Её рот задрожал, и она сжала губы. Глаза её заблестели. — Раньше было по-другому. Распоряжайся как хочешь. Но сейчас столько взрывов и столько… Я не видела его тела. Не попрощалась с ним. А теперь они и прах потеряли.
— Я выясню.
— Приезжала его мать, пыталась помочь, но… — Жена Ричардсона моргнула, словно проснувшись. — О боже! Ребёнок! Простите.
Экран почернел, потом на нём загорелся логотип «Америтек» и загудел сигнал вызова.
Убедившись, что к нам прах не доставляли, я позвонил в морг, и там поклялись, что отослали на домашний адрес Ричардсона несколько дней назад. В компьютере была об этом запись.
На мой звонок ответила другая миссис Ричардсон — его мать. Она тоже выглядела измученной. Ричардсон бросил и её.
Но она переможется — раньше ведь как-то перемогалась. Больше всех пострадал, больше всего потерял я.
Когда к телефону подошла жена Ричардсона, я рассказал ей, что с моргом зашёл в тупик.
— Но, думаю, кое-чем помочь я могу, — обнадёжил я.
И даже признал, что не без пользы для себя.
Принёс ли конструкт утешение Шерон Ричардсон? Она забегала время от времени, пока конструкт развивался, — обычно с младенцем. Что в первый раз стало камнем преткновения: её-то я провёл по опознавательной системе, а вот малютку Ричардсона, незнакомую ПТС, тот без моего указания впускать не захотел. Дверь не открылась. Связка ПТС и системы безопасности была ещё не вполне отлажена.