Пораженная тем, что сидит одна в темном помещении, рядом с этим священником-католиком, да еще заплаканная и сломленная, Лия, сгорая от стыда, попыталась встать. Но ноги не слушались ее, колени подгибались, и она вновь опустилась на скамью.
– Фрау Гартман. – Курат говорил мягким голосом. – Bitte[9], сидите. Вы выпили?
– Nein, курат Бауэр! – Она почти кричала. – Прошу прощения. Простите меня. Пожалуйста, простите меня! Пока я молилась, у меня затекли ноги. Вот и все.
– Не стоит извиняться, дитя. Вы всегда можете приходить сюда помолиться.
Лия оказалась беззащитной перед его добротой, и ее губы задрожали. Она попыталась сдержаться, но горе и стыд оказались сильнее – Лия опять разрыдалась.
Курат протянул ей платок.
– Чем я могу помочь?
– Вы подумаете, что я сошла с ума. – Она вытерла слезы, пытаясь отдышаться.
– Вы не первая женщина, которая ищет утешения в церкви… Слава Богу. Особенно в нынешней ситуации.
Лия глубоко вздохнула, изо всех сил стараясь взять себя в руки.
– Герр Гартман исполняет свой военный долг, – заметил курат. – Должно быть, вам сейчас непросто?
Лия покачала головой.
– Я бы ни за что не хотела, чтобы муж увидел меня такой.
– Чем я могу помочь вам, фрау Гартман? – повторил курат свой вопрос.
– Тут уже ничем не поможешь.
– Всегда есть выход.
Лия сдавленно засмеялась.
– Только не в этот раз.
– Вы должны верить, фрау Гарт…
– Вера, – фыркнула она, – нам не поможет.
– Фрау Гартман! – предостерегающе воскликнул он.
– У нас не может быть детей! – выплеснула Лия свою боль.
А потом, испугавшись собственной несдержанности, чувствуя унижение от своего признания, зажала рукой рот и встала, чтобы уйти.
– Откуда вам это знать? Вы замужем всего год. – Курат пожал плечами. – Наверное, Бог еще даст вам ребенка.
– Прошло уже полтора года!
– Пусть полтора. Господь творит чудеса. Вспомните о Сарре, жене Авраама… Ей было девяносто! И Господь открыл лоно Анне, матери пророка Самуила!
Сломленная большим горем, в запале гнева, Лия призналась, почему подобные чудеса не для нее. Она поведала курату все, о чем узнала от доктора Менгеле во Франкфурте, испытывая даже некое извращенное удовольствие от ужаса в округлившихся глазах священника. Лия сказала ему, что ее стерилизовали, признав ущербной и нечестивой, – и эта греховность настолько омерзительна, что даже она сама ее не замечает. Она поселилась у Лии в душе. А когда женщина выплюнула свои самые ядовитые слова – в свой адрес и в адрес врачей, которые возомнили себя богами, – она даже осмелилась сказать курату, что теперь он может донести на нее в гестапо. Она ловила воздух ртом, задыхалась. В церкви сгустились сумерки, когда Лия наконец-то смогла дышать нормально, когда воцарилась тишина. Но курат Бауэр продолжал молчать.
Лия наконец встала, вздохнула с облегчением, однако стыдясь того, что открыла свой секрет чужому мужчине. Она понимала, что курат, должно быть, смущен, напуган ее истерикой и настолько поражен ее неприличным поведением, что не может говорить. Ей было плевать. Что-то в ней изменилось. Она больше не будет трусихой.
Когда дрожащая рука курата опустилась ей на голову, Лия вскочила со скамьи и кинулась по проходу прочь из церкви. Женщина широко распахнула входную дверь. От альпийского ветра у нее захватило дух, и этот ветер понес ее домой.
Рейчел вздохнула с облегчением – радуясь передышке, – когда ближе к обеду, три дня спустя после бала, доктора Фершуэр и Менгеле вместе с ее отцом и Герхардом Шликом отправились на Седьмой Международный конгресс по вопросам генетики, проходивший в Эдинбурге, в Шотландии. Уехали они на две недели: семь дней проведут в Шотландии, а потом состоятся очередные встречи с врачами во Франкфурте.
Через два дня Рейчел вопреки здравому смыслу, но движимая неутолимым любопытством последовала указаниям Кристины, которые та торопливо нацарапала на бумаге и спрятала за подкладку ее сумочки. Назначенное место оказалось маленьким кафе – старомодным изолированным заведением на открытом воздухе, рядом с Тиргартеном[10].
Женщина, которая ждала ее за столиком на двоих, мало чем походила на школьницу, с которой Рейчел выросла, равно как и на выпившую, запуганную даму в голубом атласном платье, которую она встретила на балу. Эта женщина – Рейчел нахмурилась – была для нее загадкой.
Кристина подняла взгляд. Рейчел пожалела, что ей не хватило времени на то, чтобы как следует рассмотреть свою закадычную, пусть и бывшую, подругу.
10
Тиргартен (от