Моим семьям – родственникам и свойственникам, моей духовной семье из объединенной методистской церкви города Элктон, читателям, которые постоянно молятся и вдохновляют меня в этом литературном путешествии. В одиночку я бы не справилась – от всего сердца благодарю вас.
Хранителям музеев и исторических памятных мест в Англии, Франции, Германии, Польше; экскурсоводам из Лондона, Дувра, Нацвейлер-Штрутгофа, Берлина, Заксенхаузена, Равенсбрюка, Баварии и Орлиного гнезда; участникам представления «Страсти Христовы» в Обераммергау; авторам исторических книг, журналов, дневников, интервью о Второй мировой войне, Берлине и Обераммергау в эпоху правления нацистов; а также работникам Баварской государственной библиотеки в Мюнхене.
Авторам четырех самых интересных книг, которые значительным образом помогли мне в написании романа: Уильяму Л. Ширеру («Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента». Berlin Diary: The Journal of a Foreign Correspondent, 1934–1941); Хелене Вэдди («Обераммергау в эпоху нацистов: судьба католической деревни в гитлеровской Германии». Oberammergau in the Nazi Era: The Fate of a Catholic Village in Hitler’s Germany); Эрику Метаксасу («Дитрих Бонхёффер. Праведник мира против Третьего рейха». Bonhoeffer: Pastor, Martyr, Prophet, Spy) и Майклу Ван Дайку («Радикальная честность: история Дитриха Бонхёффера». Radical Integrity: The Story of Dietrich Bonhoeffer).
Очень хочется поблагодарить тех, кто пережил или помогал другим пережить холокост и продолжает рассказывать об этом, чтобы подобное никогда не повторилось. Невозможно подыскать достойные слова благодарности. Но я никогда вас не забуду. Обещаю.
И спасибо тебе, дядя Вилбур, за то, что напоминал мне: надежный способ узнать, действую ли я по воле Господа, – это спросить себя: «Приносит ли работа мне радость? Не гнетет ли бремя? Легок ли груз?»
Написание этой книги научило меня, что степень радости зависит от силы духа и следования Слову Божьему, особенно когда во время исследования начинаешь плакать.
Часть I
Август 1939 года
Рейчел Крамер швырнула льняную салфетку поверх утренней газеты с кричащим заголовком: «Ученый из лаборатории в Колд-Спринг-Харборе вступил в сговор с Гитлером». Взглянув на отца, вошедшего в совмещенную с кухней столовую, девушка попыталась невинно улыбнуться.
– Можешь не прятать! – Его покрасневшие глаза, в которых читался мягкий укор, открыто взглянули на Рейчел. Отец устроился на своем месте во главе полированного массивного стола красного дерева. – Мне уже звонили из Института.
Рейчел посмотрела на бесстрастное лицо слуги, наливавшего ее отцу кофе, и лишь потом осторожно сказала:
– Разумеется, это неправда.
– Сговор с фюрером? Ты веришь бредням этого писаки Янга? – усмехнулся он. – Брось, Рейчел… – Отец рывком достал салфетку из кольца. – Ты же меня знаешь.
– Разумеется, папа. Но я должна понять…
– Именно поэтому нам необходимо уехать. Сама увидишь: иностранные журналисты все преувеличивают – лишь бы продать газеты в Америке, не думая о том, что своими заявлениями они ставят под угрозу международные отношения и пятнают репутацию тех, кто занимается важным делом.
Хотя Рейчел и была неопытной, как всякая девушка, недавно окончившая университет, но провести ее не удалось.
– В статье также утверждается, что Гитлер обвиняет поляков в том, будто они подрывают мир в Европе – стремятся развязать войну; словом, ищет повод, чтобы оправдать свое вторжение. Если все это правда, если Гитлер в самом деле нападет на Польшу – этому человеку нельзя доверять, отец. А если этот журналист прав, люди ему поверят…
– Люди поверят в то, во что хотят верить – в то, во что им выгодно верить. – Профессор рывком встал из-за стола, продолжая сжимать в руке треугольный тост. – Не обращай внимания на грязные газетенки. Уверен, герр Гитлер знает, что делает. С минуты на минуту подъедет машина. Ты готова?
– Отец, ни один здравомыслящий человек не поедет сейчас в Германию. Американцы бегут оттуда.
– Уверяю тебя – я в здравом уме и твердой памяти. – Профессор остановился и, что было ему совершенно несвойственно, погладил дочь по щеке. – Ты достойна самой лучшей судьбы. – Он поправил идеально накрахмаленные манжеты. – И запомни, Рейчел: следует говорить «герр Гитлер». Немцы не прощают непочтительности.