— Ничего из того, что я говорю или делаю, не имеет значения в этом мире, Нова, — говорит он мне, откинувшись назад на руки и глядя на дерево перед нами. — Когда я уйду, мир будет продолжать двигаться дальше.
— Это не правда, — говорю я, ошеломленная его заявлением. Конечно, он периодически впадает в депрессию, но это слишком тяжело и больно слышать. — Я не смогу двигаться.
— Ты сможешь, — говорит он, приподнимается и гладит меня по щеке ладонью, когда мы сидим у подножия холма на своем дворе. Солнце светит на нас сверху вниз, и мы просто наслаждаемся моментом в обществе друг друга.
— Нет, — спорю я. — Если ты умрешь, я умру вместе с тобой.
Он грустно улыбается и качает головой.
— Нет, ты не умрешь, вот увидишь.
— Нет, я не хочу, — отстраняюсь от его прикосновения, расстраиваясь. — Потому что ты не уйдешь раньше меня, — говорю я. — Обещай. Обещай мне, что мы состаримся вместе, и я умру первой.
Он начинает смеяться, как будто я забавляю его, но смех его холодный и улыбка не доходит до глаз.
— Нова, ты же знаешь, я не могу этого обещать, ведь я не контролирую жизнь и смерть.
— Меня это не волнует, — говорю, зная, что веду себя нелогично, но мне нужно услышать это от него. — Просто скажи мне, что ты позволишь мне уйти первой. Пожалуйста.
Он вздыхает устало, а потом стремительно приближается ко мне и гладит по щеке.
— Хорошо, я обещаю. Ты можешь уйти первой.
Я хочу сказать, что не это имела в виду и хочу заплакать, но не делаю этого. Поэтому просто молчу, варясь в своих собственных мыслях, боясь надавить на него и разозлить. Боясь правды. Опасаясь, что, узнав все, что происходит в его голове, не смогу справиться с этим и помочь.
Стряхиваю воспоминания и сосредотачиваюсь на Куинтоне.
— Мой бедный Куинтон, — шепчу под нос, как будто он принадлежит мне. В этот момент я хотела бы, чтобы так и было, и я могла бы просто поднять его и вытащить отсюда. Промыть его раны и накормить, потому что он выглядит так, будто не ел несколько дней. Становлюсь маниакальной в своих мыслях о том, как сильно меня это заботит, я так хочу сделать ему лучше — помочь ему. И в этот раз я не собираюсь молча смотреть, как он ускользает.
Нерешительно тянусь к нему, но потом, испугавшись, что причиню ему боль, останавливаюсь и сжимаю руки в кулаки.
— Куинтон, — шепчу я мягко. — Ты меня слышишь?
Он не реагирует, дыша, его грудь поднимается и опадает. Осмеливаюсь прикоснуться к его щеке, чувствуя, как холодна его кожа.
— Куинтон, очнись, пожалуйста… мне так жаль… что я не видела… не смогла… — изо всех сил пытаюсь выразить слова сквозь нахлынувшие эмоции. Сожаление. Беспокойство. Страх. Раскаяние. Боль. Боже, я чувствую его боль, как она пульсирует под моей кожей, мне хочется избавить его от нее. — Пожалуйста, пожалуйста, открой глаза, — шепчу, хватая ртом воздух.
В ответ я слышу только его мерное дыхание. Проверяю пульс другой рукой и чувствую, как слабо бьется его сердце. Пытаюсь сказать себе, что еще есть надежда, что я смогу вытащить его, но глядя вокруг… глядя на него, слушая молчание, такое же тихое, как смерть… я уже не так уверена. И это больно, почти так же, как если бы я его потеряла, точно так же, как я потеряла Лэндона.
Я почти уверен, что сплю. Или, может быть, я мертв. Надеюсь на последнее. Но не думаю, что это верное предположение, потому что ощущения отличаются от того первого раза, когда я умер. Если я сплю, то вижу прекрасный сон, где мы вместе с Новой, и мы счастливы. Удивлен, что вижу себя с ней, и, возможно, я мог бы остановить поток своих мыслей, но недостаточно проснулся, чтобы заботиться об этом. К тому же, чувствую себя очень хорошо, лучше, чем когда-либо. Все залито ярким светом. Бездыханно. Туманно и невесомо. Воспоминания из моего прошлого блекнут. Больше не чувствую кровь на своих руках или груз вины на плечах. Что-то чудесное охватывает меня. Я не заперт во тьме. Меня обволакивает свет, и я чувствую, что могу сделать все, что угодно, лежа на спине и глядя в небо. Нова нависла надо мной, гладя меня по щеке, а ее кожа так чертовски тепла и изумительно пахнет. И ее глаза… ярко-голубые с вкраплениями зеленого цвета, ее кожа, усеянная веснушками, полные губы, которые выглядят так вкусно, что хочу попробовать их… и я собираюсь это сделать, потому что сейчас больше ничего не имеет значения. Это так нереально, что облегчает принятие самого признания, что я этого хочу.