— Куда ты идешь? — окрикиваю его, вынимая ключи из кармана.
Он останавливается на границе, где асфальт переходит в грязь и оглядывается на меня через плечо.
— Я думал, что иду домой.
Качаю головой, отступая к машине.
— Куинтон, я могу тебя подвезти.
Недоуменный взгляд мелькает в его глазах.
— Даже после того, что я сделал — даже после того, как я накричал на тебя? Даже после того, что я только что сказал…? — он замолкает, словно его эмоции пытаются вернуть лучшую часть его.
Мне нужно сделать все возможное, чтобы успокоить его, потому что его разум затуманен прямо сейчас из-за наркотиков в организме, и это может кончиться довольно плохо.
— Ничто из того, что ты сказал на крыше, не повлияет на наши отношения. Все осталось по-прежнему. Хоть мне и хотелось бы, чтобы они изменились — стали лучше. Теперь, пожалуйста, сядь в машину. Здесь жарко, как в аду, а я не хочу, чтобы ты отправился в ад.
Он вдыхает несколько раз, потирая нос, пока смотрит в направлении, куда он шел, а потом на мою машину.
— Хорошо… да. Я сяду в машину.
Небольшой груз спадает с моих плеч, когда он забирается внутрь, но все возвращается, как только я довожу его до дома, и он выпрыгивает из машины, даже не дожидаясь полной остановки и не попрощавшись. Ненавижу, когда люди не говорят «прощай», но это происходит, и иногда я их больше не вижу.
Меня беспокоит мысль о том, что я могу больше не увидеть Куинтона.
Возвращаюсь в дом дяди Леа, но чувствую, что надвигается кризис, как только представляю Куинтона на крыше, пихающего наркотики в нос. Наконец, мне надо высказаться, выговориться, прежде чем я взорвусь, так что я останавливаю машину на заправке и достаю телефон. Направив камеру на себя, нажимаю на запись.
— Мне пришлось отступить, хоть я и не хотела. То, что я хотела — это дать ему пощечину, а затем вырвать этот проклятый пакет из его рук и выбросить с крыши. То, что произошло ужасно, но в этом есть и моя вина. Я подталкивала его, зная, что он может сломаться. Но я была так настойчива, пытаясь заставить его увидеть реальное положение дел, что продолжала давить. Хотела заставить его признаться в вещах, которые он не может признать, что иногда происходят несчастные случаи. Но потом я проговорилась, что прочитала в статье про аварию, и это его только разозлило… а потом… — замолкаю, морщась от боли, вспоминая, как он с наслаждением вдыхает дерьмовый порошок. — Он даже не видит, что он сейчас из себя представляет, и это отстой, потому что я была на его месте, и я хочу его вытащить, как я смогла когда-то, но знаю, что он должен принять реальное положение вещей. И я не совсем уверена, что смогу это сделать.
Опускаю голову на руль, все еще направляя камеру на себя.
— Как достучаться до кого-то, кто этого не хочет? Как спасти кого-то, кто не хочет быть спасенным? Боже, он так сильно напоминает мне Лэндона… и я боюсь, что в один из следующих дней я задержусь на несколько минут снова и все, что мне останется — это видео. — Дыхание сбивается, пока я пытаюсь справиться со своими эмоциями, и мне приходится сделать паузу, чтобы отдышаться. — Но Куинтон должен хотеть быть спасенным, так как он до сих пор не сдался… думаю, что он просто не может это признать. Мне нужно заставить его как-то… нужно заставить его понять, что не все в мире ненавидят и обвиняют его, как он думает. Мой голос дрожит, когда я вспоминаю, как он выглядел, сказав мне, что все винят его в убийстве. Ненависть к себе, горящая в его глазах. — Мне нужен план получше, может быть чья-то помощь. Потому что то, что я делаю сейчас, не очень хорошо работает… я просто не знаю, к кому мне обратиться.
Выжидаю минутку, чтобы собраться, прежде чем сесть и выключить камеру. Затем еду по дороге к дому дяди Леа, слушая «Me vs. Maradona vs. Elvis» от Brand New, и воспоминания о том, когда последний раз я слушала эту песню, наполняют мои глаза слезами. Это был первый раз, когда я накурилась и поцеловалась с Куинтоном. Это был поцелуй полный эмоций, которые были — и до сих пор остаются — практически неописуемы, и я уверена, что никогда больше не испытаю такого поцелуя еще раз, и я даже не уверена, что хочу.
К тому времени, как добираюсь до дороги, ведущей к дому, я на грани, и желание сосчитать почтовые ящики вдоль дороги становится неуправляемым. И я сдаюсь. Считаю до восьми, прежде чем говорю себе заткнуться и быть сильнее, но это только заставляет меня чувствовать себя более тревожно и беспомощно. Чувствую себя истощенной, и Леа мгновенно понимает, что что-то не так, когда я вхожу в дом.