— У тебя Олег свои бумаги оставлял, где они?
— Выбросили, наверное, — отвечал дядя Сережа, — а что, он спрашивает? Надо сходить, может, не выбросили.
— Олег умер вчера, в пятницу. Похороны в понедельник.
Дядя Сережа перекрестился.
— Такой молодой. И ведь не пил. Нет, я уж, видно, не брошу. — Он помолчал. — Хороший он был, надо помянуть. Ночью я печенью мучаюсь, а то изжогой, он соды принесет и меня материт, чтоб я не пил. А я ему говорю: ну не буду я пить, ну и что? — Забулькала жидкость. — Держи. — Он пронес стакан мимо свечи, пламя затрепетало. — Хорошо, до снегу закопаете. Мы раз повезли свояка, а пока везли, снегу в яму намело, а знаешь, как выгребать? Согрело? — спросил он. Снова забулькало, снова метнулось пламя свечи.
— Ты скажи чего, чего полагается, когда поминают, — попросил я.
— А чего говорить? Представь его да выпей. Пить — помирать, и не пить — помирать. — Дядя Сережа выпил и еще вспомнил: — А раз, тоже зимой, хоронили старшего брата, могилу выкопали, надо было кому-то остаться, а мы все за ним поехали. Привезли, а в нашу могилу другого суют. «Доставайте». А кому доставать, они уже все старые, они заказывали и думали, что это для них. «Ладно. Кто у вас?» «Старуха». Вишь, был бы старик, мы бы вдвоем положили, а раз старуха, пришлось нам новую копать.
Свеча догорела.
Вот и помянули мы тебя, Олег.
— У дяди Сережи был, — не сказала, а отметила жена.
— Был, — согласился я. Но тут же обиженно сказал: — Когда порок не система, а случайность, то с таким пороком не надо бороться, ибо можно только укоренить его, а попробуй его ни во что не ставить, и он отомрет сам.
— Бедные твои ученики! Иди чай пить.
Жене очень нравилось, как пишет Олег, она прямо-таки робела, когда он впервые пришел к нам. Но когда случился его уход из семьи, он стал жить неподалеку, я стал уходить к нему, с ним к дяде Сереже, и бедная жена убедилась, что иногда между литературой и жизнью не бывает просвета, — тогда она к Олегу охладела. Но вчерашнее известие о смерти его ее поразило: она считала больным-то не его, а меня.
— Дядю Сережу выперли за пьянку из квартиры, — не удержался я пожаловаться. — Оформляют в дом престарелых. Так что будет у него «и жизнь, и слезы, и любовь». Где бумаги Олега, не знает. Завтра с ребятами едем на базу.
— В выходной! Специально, чтоб в кино со мной не ходить.
Это был настолько обычный упрек, настолько распространенный, что он в эти вечерние субботние часы звучал в миллионах квартир. «На рыбалку собрался, а со мной в кино даже не сходишь…», «На охоту собрался…», «Опять будешь весь день под машиной лежать, а со мной даже в кино не сходишь…», «Опять будешь целый день в домино стучать, а со мной…», «Опять будешь над своими бумагами сидеть, а со мной…», «Опять…» — словом, вариантов до бесконечности, а смысл один: мало мне уделяешь внимания.
Вообще интересное поле исследования — женская натура. Вот жена моя — врач, умная женщина, а не свободна от характерных женских недостатков, хотя отлично видит их в других женщинах. Сама же рассказывала мне об одной женщине с ее работы, у нее муж курил, так она обещала чуть ли не на руках его носить, если бросит курить. Он бросил — и что? Никакого ношения. Выпивал. Стала бороться с выпивками. И угрозами и лаской. Бросил. И все равно был неладен — мало зарабатывает. Стал больше зарабатывать — мало уделяет внимания детям. Пошел с детьми в поход — опять неладно, ей картошку самой пришлось из магазина нести. Словом, какие бы достоинства ни приобретал муж, в нем, по мнению жены, открывались все новые и новые недостатки, главным из которых была его вина во всех бедах жены. Чулок зацепит в автобусе — кто виноват? Конечно, муж. Настроение плохое — кто испортил? Конечно, муж. Чем? Не так взглянул. Или были в одной компании, никто на нее даже не посмотрел — опять же кто виноват? Да опять же муж!
У меня есть целая теория о том, почему женщины считают, что их мало и плохо любят. Коротко говоря, женщин нашего века сделали несчастными два обстоятельства — литература и эмансипация. Литература говорит о любви к женщине, подвигах во имя ее. Это было б хорошо, если б не приучило женщин к мысли, что это так и надо, у них и мысли нет возвыситься до возможности поклонения. А эмансипация? Сели женщины на трактор, пошли на пилораму — опять недовольны. Кто виноват? А тут уже не мужчины виноваты, а общество. И вот-вот должны грянуть какие-то коренные, продиктованные заботой о будущем цивилизации перемены в положении мужчины. Иначе — хана.