— Ида, мне очень пора.
— Тихо! «Он оправдывал свое неписание тем, что, цитирую его слова, тем, что «ждет приказа свыше, ждет неимоверной тяги к столу, что должен так настроить и очистить свою душу, чтоб услышать диктующий голос». Далее мое: «Итак, он молчал…»
— Как же он молчал? Работал не разгибаясь.
За спиной хлопнула дверь. Жена ушла. Конечно, за картошкой, чтоб я знал, какой я плохой.
— Ида, все. Ложись поспи.
— Мне? Спать? Это я только начало прочитала. Я уже Феде звонила, он белый. Еще бы — Залесский не только прервал работу всяких секций и комиссий, а сделал так, что только о нем и говорят. Похороны решили одновременно, чтобы сразу отделаться. Дачу уже подтянули, контейнеры подвезли, но не открывают. Высыплют в яму принародно. Да! — закричала Ида. — Родственнички-то в шоке — они-то Илюше клятву за клятвой, а Илюша-то их нагрел — кукиш им из гробика, всего лишил!
— И-да!
— Беги!
Еще и лифт не работает. Каково-то будет жене с сумками?
Чужие письма
Двери, взвизгивая колесиками по рельсам, разъехались. Меж них, как на сцене, явился мужчина весь кожано-джинсовый.
— Фирма! — сказал кто-то из моих за спиной.
Кожаный и оказался Левой. Я объяснил суть дела.
— Нам нужно посмотреть вчерашние поступления, мы ищем случайно попавшие в макулатуру нужные бумаги.
Я объяснил, что пришел не так просто, от его знакомых.
— Этаким коллективом явились. Значит, бумаги нужные. Дорогие?
— Кому как.
Сбоку от себя я увидел дядю Сережу.
— Слухай че, — сказал он Леве, — еще валенки надо с галошами.
— А тебе кто позволил? — закричал на него Лева, но не успел я заступиться, как мои орлы гаркнули:
— Дед с нами!
— Миль пардон, — поправился Лева.
— «Миль пардон, мадам», — радостно вспомнили ребята рассказ Шукшина, мы читали на уроке.
Лева отвел меня в сторону и спросил, не являются ли искомые бумаги облигациями. Нет? А то случается, попадают. Может, какая-то история в документах и ее надо скрыть или же, напротив, обнародовать? Нет?
— Это письма Жозефины к Наполеону, — отшутился я, — и частично архив Третьего отделения. Также рукописный каталог библиотеки Грозного. Шучу.
— Вы-то шутите, а мои хлопцы шутить не умеют, могут и не допустить к разысканиям.
— Для вас это не имеет ни малейшей ценности.
— Но ведь вам нужно, стало быть, есть же интерес, — отвечал Лева почти цитатою из «Мертвых душ».
Тут я пошел на такую фразу:
— Найдем, вам покажем, тогда вместе и определим ценность.
Лева кивнул и повел нас по территории. Вчера был субботник, сказал он, много поступлений. И правда, бумага, картон, газеты пачками и россыпью горбатились выше забора. Со стороны ворот к горе подъехал самосвал, добавил еще, с другой стороны макулатуру обрабатывали — прессовали в огромные тюки, тюки стояли штабелями.
— Где-то здесь вчерашнее, — показал Лева и ушел.
— Приступайте, — сказал я ребятам. Сам же обернулся на настойчивые подергивания за рукав. Дядя Сережа объяснил, что работал здесь и знает, где искать галоши и валенки.
— Был на старой квартире? — спросил я, как-то забывая, что новой у дяди Сережи нет.
— Не пустили. У порога постоял, еще кой-что под ноги выкинули, а про остальное спросил, говорят, нету.
— Давай вместе сходим.
В резиновом старье мы отыскали новехонькие галоши, с валенками оказалось труднее, но нашли и их. Дядя Сережа сразу же и переобулся. В груде тряпья подобрали подходящее пальто.
— Все по уму, — говорил довольный дядя Сережа, — все законно.
Мы вернулись к ребятам. Работа у них не кипела. Они забавлялись. Обнаружили огромный клубок телеграфной ленты и наперебой тащили из него тексты телеграмм.
— «Еду восьмого вагон девятый встречай много вещей мама»! — объявлял Пчелинцев.
— «Поздравляю днем восьмого…», — начал Потапов, но ребята закричали, что сколько можно поздравительных, поздравительных, чур, больше не читать, тексты как из инкубатора.
— «Доехал прекрасно тоскую ужасно володя», «Срочно выезжай мама…»
— О смерти не читать!
— «Встретить не могу нужен ли твой заезд пермь решай сама», «Твою мать беспокоит твое молчание коля», «Днями буду артур».
— Друзья, — я повысил голос, — все это весело, но через час нас отсюда попросят.
Пчелинцев первый разглядел перемену в гардеробе дяди Сережи.
— С обновочкой вас, — по-приказчичьи льстиво поздравил он.
— Усе понимаю, — отвечал дядя Сережа.