— А сердечный приступ? Он мог перепить кофе, перекурить, у него была очень тяжелая жизнь, разрыв с детьми, огромные переживания. Также и по работе: безденежье, не печатали.
— Вы упрощаете. Так вот, если в данном случае это отравление, а это так и есть, то далее компетенция не патологоанатома, далее существуют другие органы, обязанности у нас распределены. В моей компетенции придержать эти сведения или дать им ход.
— Дайте.
— Неужели вы так молоды? — Врач вопросительно посмотрел на меня. — Я вычислил вас, но, может, я ошибся. Эта его жена, вдова, неважно, она говорила, что у покойного были враги, а враги обычно желают смерти.
— Она выражалась вообще, фигурально. Издерганная, измученная. Терпеть не могла творчества мужа, ненавидела всех, кто был связан с мужем, считала, что все ей желают зла. Конечно, и меня считала врагом. Так думаю.
Врач вскочил и заходил кругами по кухне. Открыл форточку.
— Это я закрывал, чтобы вас не продуло, — объяснил он. Видно было, он растерялся. — Н-но, н-но, тогда кому же была нужна его смерть?
— Сам хотел бы знать. Если вы не ошибаетесь, то дело серьезно. Враги? Конечно, были враги.
Врач подскочил к столу и залпом выпил остывший кофе.
«Пристань души»
Шли третьи сутки работы комиссии. Федор Федорович отдал свою служебную машину для разъездов по делам похорон, а сам, не привыкши возвращаться домой в автобусе, жил на диване в своем кабинете. Электробритва была тут и раньше, а рубаху и галстук темной расцветки для церемонии ему привезли из дома.
Федору Федоровичу доложили, что Залесский скрыл от всех и при жизни, но открыл в завещании, что у него есть еще одна единица недвижимого имущества — дом в лесу на границе Московской и Тульской областей. Очень хотелось Федору Федоровичу махнуть рукой на этот дом, но большинством голосов было решено и этот дом отправить вслед за остальным, то есть предать земле.
Тем временем работу комиссии залихорадило, заминусило, как выразился ревнитель словесности. Родственники Залесского шли волнами: покажите, и все тут, завещание Ильи Александровича. Завещание Федор Федорович показывал из рук, навынос не давал. Родственники привозили с собой специалистов, сличали подпись и почерк сами, почерк и подпись были Залесского. Федор Федорович уже не выдерживал и взрывался:
— Какая бы нам, посудите, корысть? Если бы кто подделывал, то легко бы задаться вопросами: для чего? кому выгодно? Как будто нам интересно третьи сутки гробить людей и технику. Кто еще нам, извольте спросить, подпишет сверхурочные, вы?
Побушевав в кулуарах, родственники объявили, что раз такой обман со стороны Залесского, то они отказываются участвовать в церемонии прощания, больше того, требуют расторгнуть договор с художником — автором эскиза надгробия, ибо не такой памятник заслуживает обманщик, вообще никакого не заслуживает, хватит ему номерного знака.
— Позвольте, — пытался вразумить родственников председатель, — но ведь авторское право позволяет вам получать деньги с посмертных публикаций в течение ряда лет.
— И все равно не простим, — отвечали родственники. — Ничего себе, вот, оказывается, какие у нас бывают члены Союза!
Отбившись от родственников, Федор Федорович открыл последнее заседание комиссии. Предоставил слово контролеру, который ездил следить за транспортировкой дома.
— Может, и не будет с местными властями неприятностей, дом-то не их, оформлен, но они требовали, чтоб владелица присутствовала при разборке, а ее не было.
— Какая владелица?
— Юридическая. Ариана, ваша секретарша.
Гул прошел по членам комиссии.
— Так почему вдруг мы взялись за этот дом? — спросил Федор Федорович и споткнулся — сам посылал за домом, сам разбирал подлинные документы о пребывании Залесского в данном доме, о назывании даже последним данного дома «пристанью души». — Еще что у вас?
— Когда мы подъехали, в доме кто-то был. Но один, или двое, или еще кто, не знаем. Выскочили в окно. Мы сфотографировали обстановку, пленка проявляется, вид с боков, сверху. В доме скромная обстановка, близкая к спартанской, но на стенах неприличные картинки, глядя на которые плевался наш пожилой, прошедший трудными дорогами рабочей биографии водитель. Он отказался было транспортировать дом, но другой, помоложе, заметил, что картинки по дороге все равно отрясутся, ведь не везде еще в Нечерноземной зоне сельские трассы на западном уровне. Далее, — контролер сверился с записями, — так. Чайник теплый, книг почти нет, обнаружены машинописные наброски, которые присовокуплены к протоколу поездки. Их оглашать?