— По-моему, — отвечал Олег, — любовь — это чувство, а чувство больше слова, так как не определимо одним словом. Я не могу определить кратко. Даже душа легче постижима, она — совесть, а любовь объемнее. По мудрецам древности, в любви такая полнота чувства, что уже нет места пороку: зависти, гордыне, раздражению, злу, — любовь радуется истине, доверчива, не ищет выгоды, не зазнается, сострадает, она терпелива. Так примерно. Если она эгоистична, не видит ничего, кроме избранного предмета, претендует на него, кричит, как в модной песне, «никому тебя я не отдам», — это не любовь, это опять же только тело…
— Ида, — сказал я, — проснись, приехали.
На даче
Я протягивал Иде руку, за которую она держалась в опасных местах. Скоро из-за темноты опасным стало всякое место, и Ида уже не выпускала моей руки. Пальцы ее согрелись в моей ладони и расслабли.
Пошли слева и справа высокие заборы. За несколькими полаяли собаки. Но огней почти не было. Наконец я увидел верный признак — столб с лампочкой, неподалеку магазин. Вот и поворот в тупик. Вот и крашеный забор, вот и табличка на нем: «Дом не сдается». Этой фразой Илья Александрович гордился. «Мой дом — моя крепость, — говаривал он, — а крепость не должна сдаваться».
— Подожди, отдышусь, — попросила Ида, — А там есть какой-нибудь сарай, дровяник, баня какая, чтоб до утра просидеть?
— Есть. Дровяник. Я оттуда торфяные брикеты таскал. Олег вначале ими топить не умел, все закоптил.
— Илюша стерпел?
— Мы отчистили.
— Я Олега удерживала. Олег — парень самостоятельный, но ты же слышал, как Илюша мог обрабатывать. Ой! — Она стиснула руку.
Мы увидели свет, загоревшийся на втором этаже дачи.
Что делать? Я высказал то соображение, что тут новые дачники. Была ночь, холод, мы зябли, надо было что-то решать, куда-то деваться.
— А зайдем, — сказал я, — поскребемся под окном. На грабителей мы не похожи, не пьяные, не испугаются.
Но заранее скажу — испугаться пришлось нам.
Калитка легко открылась, я помнил, как просунуть руку в щель и как снять крючок. Прошли по свежеразгребенной дорожке. Чтобы вновь не овладела нерешительность, я, поднявшись на крыльцо, протянул руку к окну и все-таки замер. За кружевной занавеской ясно различались мужчина и женщина: он — стоящий около стола, она — сидящая за пишущей машинкой. Он стоял спиной. Когда я постучал, он повернулся. Это был… Илья Александрович Залесский. Или точная его копия. Я чуть не упал, но все же спросил у Иды, был ли у покойного брат-близнец. Ида ничего не ответила. Воскресший Залесский внутри дачи, подняв голову, что-то сказал. С лестницы второго этажа сбежал одетый в спортивный костюм… Лева с базы. Он смело подбежал к окну и откинул занавеску. Мы встретились взглядами. Он приветственно поднял руку и пошел открывать.
Мы вошли в тепло, создаваемое сгоравшими в камине поленьями. У него тогда Олег сидел. Совсем некстати услышался вдруг гневный вскрик его: «У вас все плотью кончается!» — и снисходительное замечание Залесского: «Да ею же все и началось», — а Олег опять возразил: «Нет», — а Залесский опять ласково: «Уж надеюсь, тайна деторождения вам известна»; и вот этот голос зазвучал сейчас снова, только Олега не было.
— Идея Ивановна, Алексей, божий человек, вы ли?
— Это вы-то вы ли? — спросила Ида. Она прежде меня обрела спокойствие.
— Да уж как изволите.
Засим воскресший Илья Александрович предложил нам кресла возле камина. Перед этим было предложено скинуть верхнюю одежду. Расторопный Лева притаранил с террасы холодные меховые тапочки Иде и мне. Мы автоматически сменили обувь. Тут Ариана возникла на пороге гостиной — оказывается, она исчезала и вот вкатила двухэтажную тележку, уставленную разной снедью и питьем. Мы были спрошены о том, что же налить нам. Ида заказала кофе, я же ответил, что все равно, и принял из рук Арианы тяжелый хрустальный шар, выдолбленный наподобие аквариума, только в нем не вода была, и вместо рыбок искорки вспыхивали.
Илья Александрович, дотоле стоявший у стола, закрыл газетой пишущую машинку и приблизился.
— И как вы это надумали? — спросил он игриво.
— Да вот, — растерянно отвечал я, — мать Олега искали на Ярославском, не нашли, дай, думаем, сюда доедем.
— Так-таки внезапно?
— Н-не совсем.
— Но вы, надеюсь, двинули сюда без огласки, не оповещали широкую общественность.
— Жене даже не позвонил.
— Отлично! — возгласил Илья Александрович. — Хотя и за полночь, но минеральная вода не помешает. Аринушка, раскубри, как говаривала моя нянька из Подмосковья, раскубри да поучаствуй в разговоре.