Словом, было над чем подумать.
Заворочался Шмидт, достал папиросу, закурил и долго глядел на дым, освещаемый затяжками.
«Никто не храпит, — думал он. — Значит, никто не спит. А может, я не прав? Где наша главная ошибка, которая привела судно к гибели? Может, следовало зазимовать в какой-нибудь подходящей бухте Колючинской губы, как это сделал Норденшельд? Может, следовало сразу же вызвать «Литке»? Может, упустили время? И вот первая жертва — завхоз Могилевич. И еще эта трубка в зубах. Неужели ему хотелось покрасоваться перед всеми со своей дурацкой трубкой? Или, может, просто растерялся, когда перенес ногу через реллинг?..»
Отто Юльевич не спал до утра или, вернее, до того времени, которое можно было бы считать утром.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
14 ФЕВРАЛЯ пилот трансавиации Михаил Васильевич Водопьянов был в Харькове и услышал от двух проходивших мимо незнакомых ему людей, что «Челюскин» утонул. Разговор шел на украинском языке, и Водопьянов решил, что чего-то недопонял.
«Как же мог утонуть такой корабль? — подумал он и заспешил к газетному киоску. — А что же с людьми?»
Он приобрел газету и на мгновение представил полярную ночь, мороз, пургу. Ему сделалось не по себе.
Ошибки не было — «Челюскин» и в самом деле утонул.
Михаил Васильевич вспомнил недавний разговор со Слепневым.
Выполнив обратный рейс в Москву, он тотчас же двинулся к начальнику трансавиации с просьбой направить его на выручку челюскинцев.
Начальник трансавиации — стройный и спортивный мужчина в летной форме — показал на кресло, а сам стал прохаживаться по кабинету взад-вперед. Прямо в кабинете с потолка свешивались гимнастические кольца.
Начальник снял китель, спрятал его в шкаф, потом подпрыгнул и повис на кольцах.
— Я в курсе дела, — сказал он, — знаю цель твоего визита.
Михаил Васильевич промолчал: чего ж тут говорить, если начальство «в курсе».
— Самолет хорошо подготовлен? — спросил начальник и ловко подтянулся.
— Хорошо. А рейсы с матрицами газеты «Правда» показали, что даже отлично. Трубопроводы систем не замерзают, в кабине тоже не очень мерзнешь.
— Хорошо.
Начальник сделал гимнастический уголок.
Водопьянов подумал: «Ну, все в порядке».
А еще он подумал, что надо, пожалуй, и себе устроить гимнастические кольца: авиатор всегда должен быть в форме.
— И ты хотел бы участвовать в спасении челюскинцев? — спросил начальник и стал раскачиваться.
— Затем и пришел.
— Но это решаю не я, а правительственная комиссия.
— Ведь к челюскинцам иначе не доберешься, кроме как на ероплане. При чем тут комиссия? Дайте приказ — и я его выполню.
— Сколько человек на льдине?
Начальник сделал соскок и подошел к Водопьянову.
— Сто четыре.
— А будет сто шесть. И самолет сломаешь, и сам покалечишься. Тогда и тебя придется спасать. Если, конечно, при посадке на торосы не угробишься. А я пойду под суд за легкомыслие.
— Не сто шесть, а сто пять! — огрызнулся Водопьянов. — Я полечу на лед без механика.
— До свидания, товарищ Водопьянов. Вам позвонят и дадут задание на вылет. Куда надо. Советую вам и впредь соразмерять свои желания и силы.
Водопьянов вышел из кабинета.
«Черт знает что! — мысленно ворчал он. — Мой самолет переоборудован. Приемник воздушного давления не замерзает в полете, приборы почти не отказывают… А полетят другие на неподготовленных машинах. Ну так что же с того, что полеты на Чукотку были неудачны. Надо же кому-то лететь!»
На другой день он получил задание: в Каспийском море унесло на льдине охотников за тюленями и лошадей, надо спасать.
«Ну что ж, — подумал Водопьянов. — Надо и этих спасать. А как же лошадей вывозить?»
Думая о лошадях, Водопьянов вспомнил свое крестьянское детство, ночное, лошадей.
«Надо, надо спасать лошадок», — сказал он себе.
Почти одновременно с заданием полета на Каспий пришла бумага из газеты «Правда». Просили позвонить.
— Зайдите в газету, — сказали ему, — вас премировали.
— За что?
— За матричные рейсы. Вы сделали полезное и нужное дело. Газеты благодаря вам выходили одновременно в Москве и Ленинграде.
— Странно. Я просто выполнял задание. Зайду, конечно.
В редакции, уже получив премию, Водопьянов разговорился с журналистами и сказал, между прочим, что хотел бы лететь на льдину, да начальство не позволяет: считает, что большой риск.