— А ну-ка, Миша, диктуй письмо в правительственную комиссию, — сказал ему бойкий и шустрый, как большинство газетчиков, журналист. — Только укажи, что ты есть ударник «Правды». Ведь ты есть ударник? Вот и премию получил за ударный труд. Ведь ударник?
— Ударник, — неуверенно произнес пилот и смутился: он чувствовал себя самозванцем.
Рядом с ним, громадным и широкоплечим, все газетчики казались представителями какой-то другой, более мелкой породы.
Появилась маленькая и изящная стенографистка и записала продиктованное Михаилом Васильевичем.
— «Самолет мой готов для полетов на Север, могу вылететь в любую минуту», — закончил он свое послание. — А что такое — правительственная комиссия? — спросил он. — Я ведь не в курсе дела. Только что из рейса.
— Ну как же! На следующий день после гибели судна была создана комиссия для оказания помощи челюскинцам. Возглавляет ее зампредседателя Совнаркома СССР сам товарищ Валериан Владимирович Куйбышев.
— Ого! Неужели?
— Мобилизованы все виды транспорта. На Чукотке мобилизовали около тысячи собак. Готовятся самолеты, аэросани, дирижабли, «Красин» ремонтируется ударными темпами и пойдет на Чукотку через Атлантику и Панамский канал.
— Понятно, — сказал Водопьянов, выслушав маленького кудрявого журналиста. — И все-таки я думаю, что дирижабли, аэросани и даже «Красин» — это не серьезно. Расходы большие, а толку — нуль. Через торосы на санях не пройдешь. Дирижабли еще надо доставить на место, собрать, надуть да еще и ждать безветренной погоды. А на Чукотке ветры никогда не утихают. А где он, то есть дирижабль, будет отстаиваться? Его ведь в сарай не запихнешь. Только еропланы могут быть использованы в этом деле.
— Между прочим, Миша, — кудрявый журналист поглядел на Водопьянова насмешливым взглядом, — каждый хвалит свой транспорт и ругает все прочие, приводя вполне разумные доводы в свою пользу. Не ругают только собак. Лающий транспорт, пожалуй, и в самом деле самый надежный.
— Ладно. Молчу. Словами можно доказать все, что угодно, вы правы. А надо делами. До свидания, товарищи! Надо отоспаться перед полетом на Каспий. Задание. Там тоже люди. И лошади. Эх, лошадки, лошадки!
В два часа ночи его подняли с постели телефонным звонком.
— Завтра в десять утра товарищ Куйбышев вызывает вас в Совнарком, — сказали ему.
— Утром я в наряде на Каспий, — пробормотал Водопьянов, просыпаясь окончательно.
— Нам это известно. Туда полетят другие летчики. Не забудьте, ровно в десять в Кремль.
— Есть! — ответил Михаил Васильевич. И уже до утра не мог уснуть.
Войдя в кабинет Куйбышева ровно в десять часов, еще толком не видя, кто перед ним, он доложил:
— Пилот гражданской авиации Водопьянов прибыл по вашему приказанию.
Человек, который сидел напротив него за столом, улыбнулся и сказал:
— Знаю-знаю. Пожалуйста, садитесь. Ваша машина готова к полету на Север?
Уже «приземляясь» в кресло, указанное Куйбышевым, Водопьянов резко поднялся и сказал:
— Так точно! Готова.
Куйбышев понимал, что Водопьянов несколько взволнован, и сказал:
— Сидите-сидите. Не нужно этих «так точно»… Давайте просто поговорим.
Наконец Водопьянов разглядел лицо Куйбышева, известное ему по портретам, и насупился, ожидая сложных вопросов.
Валериан Владимирович решил как-то помочь пилоту справиться с волнением и заговорил о том, что тому хорошо известно:
— Покажите, какой вы наметили маршрут. Вон на той карте.
Водопьянов подошел к карте.
— Из Москвы до Николаевска-на-Амуре, — стал он докладывать. Разговор на известную тему придал ему некоторую уверенность. — Далее Охотск, Магадан, Анадырь, Ванкарем.
— Кто-нибудь летал из Николаевска на Чукотку? — спросил Куйбышев, подходя к карте.
— Зимой пока не летали. Но ведь будут летать. Не в этом году, так в будущем. Лучше, конечно, в этом…
Куйбышев задумался. Как истинно деловой человек, он разом схватывал все, что ему говорили.
— А сколько у вас было аварий? — неожиданно спросил он.
— Одна катастрофа, три аварии! — четко доложил Водопьянов.
— А вот тут, в характеристике, сказано, что у вас семь аварий, — улыбнулся Куйбышев.
Лицо Водопьянова сделалось красным.
— Валериан Владимирович, ведь в авиации существует четкая классификация летных происшествий. Катастрофа — это когда погибают люди. Авария — это когда самолет не подлежит ремонту. Настоящих аварий, включая катастрофу, у меня было четыре. Разве можно считать аварией случай, когда сломался костыль или лопнул дутик? То есть резина на колесе. Это не авария, а всего-навсего поломка. Заменил костыль и полетел дальше.