Кренкель, получив телеграмму, не знал, как сообщить ее содержание Шмидту, и решил поговорить с Бобровым.
Шмидт, сильно осунувшийся, лежал с закрытыми глазами.
Кренкель пошел искать Боброва. Тот прочитал телеграмму.
— А вот еще от Ушакова, — сказал Кренкель.
«Мобилизовать для убеждения Шмидта общественное мнение челюскинцев, если это нужно, подкрепить его даже решением партийного коллектива», — прочитал Бобров.
Итак, Алексей Николаевич Бобров, человек опытный, бывалый, явился в палатку Шмидта и сказал бодрым голосом:
— Отто Юльевич, теперь вы мой подчиненный и обязаны выполнять мои распоряжения. Это решение свыше — приказ.
— Слушаю вас, — отозвался Шмидт.
— Извольте выполнять мой приказ. Вам следует немедленно вылететь в Америку, в больницу. Вас будет сопровождать человек, знающий английский язык, — Кренкель.
— Я протестую, — сказал Шмидт слабым голосом. — Лагерь нельзя оставлять с одним радистом.
Казалось, даже этот краткий диалог утомил Отто Юльевича, и он закрыл глаза.
— Тогда вас будет сопровождать доктор Никитин.
— Я не могу, — сказал врач Никитин, который в это время находился в палатке.
— Это еще почему? — нахмурился Бобров. — Кажется, теперь я — начальник экспедиции, и вы не имеете права обсуждать мое решение.
— Я не могу, — повторил Никитин, — ехать в Америку в таком грязном полушубке. Распорядитесь выдать мне новый полушубок.
Бобров и Кренкель засмеялись: уж чего-чего, а этого добра здесь хватало с избытком. Даже Шмидт улыбнулся слабой улыбкой.
Через некоторое время пришла телеграмма Шмидту от Куйбышева.
«Правительство поставило перед всеми участниками помощи челюскинцам с самого начала задачу спасти весь состав экспедиции и команды. Ваш вылет ни на йоту не уменьшит энергии всех героических работников по спасению, чтобы перевезти на материк всех до единого. Со спокойной совестью вылетайте и будьте уверены, что ни одного человека не отдадим в жертву льдам. Куйбышев».
Шмидта в Ванкарем доставил Молоков. Из Ванкарема со Шмидтом на борту должен был вылететь в Америку Слепнев.
В Анадыре мело несколько дней подряд. На шестые сутки, 11 апреля, наконец, утихло.
Началась спешная подготовка группы Галышева к вылету. Самолеты разгребали из-под снега — их занесло полностью, — одновременно грели воду и моторы. Весь Анадырь принимал участие в аврале предполетной подготовки.
И вот во время запуска двигателя на самолете старшего группы Галышева произошла неприятность: отказал насос.
Виктор Львович Галышев, долговязый, сутуловатый человек с худым красным лицом, некоторое время глядел в сторону горы Дионисия, потом сказал:
— Летите одни.
— Нет, так не пойдет, — возразил Иван Доронин. — Меня-то вы не бросили со сломанными шасси.
— Много работы, Иван. Тут такая оригинальная конструкция, что надо разобрать полмотора, чтоб добраться до помпы, — невесело улыбнулся Галышев.
— Вот мы и поможем, — сказал Водопьянов.
— Летите и ни о чем таком не думайте. Тебе, Иван, помогли, и что же из этого вышло? Ремонт — три часа, а потом пурга на пять дней. Кроме того, я нахожусь на твердой земле, а челюскинцы — на льдине. Я здоров, а там — половина больных.
Доронин и Водопьянов замолчали.
— Вы же понимаете, — продолжал Галышев, — каждый час дорог. Дружба дружбой, а жизнь челюскинцев дороже. Летите и не терзайтесь. В конце концов, я — старший, и вы обязаны мне подчиняться.
Водопьянов и Доронин решили идти на Ванкарем напрямик — через Анадырский хребет, так на шестьсот километров ближе.
— Учтите, что Каманин не одолел хребет, — сказал начальник погранзаставы. — И вообще так пока еще никто не летал.
— Надо же кому-то начинать, — пробормотал, как бы оправдываясь, Водопьянов. — И тогда, наверное, была плохая погода. А теперь как будто ничего. — Он из суеверия подержался за угол стола.
Он подумал о радиограмме, полученной два дня назад от самого Куйбышева. Все пилоты знали ее чуть ли не наизусть.
«Еще раз напоминаю о необходимости для вас, наряду с немедленным использованием каждого благоприятного момента, большой осторожности. От вас требуется не молодчество, а обязательное спасение экспедиции. Я не диктую вам опытным, видавшим виды летчикам, маршрут. Если уверены — летите! Но я обязан вам сказать, что героизм заключается в спасении челюскинцев во что бы то ни стало, а не в воздушной джигитовке. Вам виднее. Куйбышев».
Мороз доходил до тридцати пяти градусов.
— Если мотор застынет — верная гибель, — сказал начальник погранзаставы.