Под тяжестью взгляда Мейера хотелось ссутулиться.
— Очень хорошая техника переговоров, Лиза. Ты действительно заставляешь меня усомниться в своей правоте. Только одного я не пойму: к чему всё это? Ты теперь вилерианка, перед тобой открыты все двери и пути. Зачем тебе я?
— Потому что… — я протянула к нему руку и погладила по резко очерченной скуле и волевому подбородку, но от этого его взгляд лишь стал жёстче, — …до того, как всё это произошло, мне с тобой было очень хорошо. Спокойно, весело, уютно. Я чувствовала себя нужной, любимой и защищённой. Видимо, теперь я просто пытаюсь вернуться в тот момент и отказываюсь понимать, что это невозможно. Мне очень больно оттого, что ты мне не веришь, Мейер. И оттого, что этим неверием ты мучаешь нас обоих.
— Браво, Лиза. Теперь я тоже начинаю думать, что это я во всём виноват. Ведь достаточно просто взять и наплевать на здравый смысл, перечеркнуть всё, что мне известно о моём мире, и поверить тебе.
— Хорошо. Не верь. Думай, что хочешь, и делай, что хочешь, — сдалась я, убирая руку.
Он лишь горько хмыкнул в ответ.
— Если бы у тебя было хоть одно доказательство, Лиза… Хотя бы одно. Но ты просто манипулируешь моими чувствами.
Естественно, я же злокозненная демоница, а не неудачница Елизавета Петровна, попавшая в жернова чужих судеб.
Одна из моих приятельниц, Ленка, всё время зависает на женоненавистнических форумах, где обсуждают, как коварные бабы издеваются над бедными мужиками, лишая их денег, жилья, детей, смысла жизни и последней бутылки водки. Однажды я спросила её, почему ей интересно это читать, и она ответила: «Я как-то начиталась феминистских пабликов про домашнее насилие, неравные доходы, угнетение женщин, и неделю потом спать не могла, переживала, как нас, бедных, обижают. А потом пошла на мужской форум, и такая гордость за нас взяла. Теперь почитываю перед сном о том, какие мы, женщины, оказывается, безжалостные продуманные монстры, и сплю спокойно, потому что жить не так страшно».
Я тогда посмеялась над её словами, а сейчас мне отчего-то было совершенно не смешно.
— Ты хочешь доказательств? — я с вызовом на него посмотрела. — Хорошо. Я постараюсь, чтобы ты их получил. Но когда ты их получишь, не жалуйся. Возможно, к тому моменту я уже совершенно ничего не буду к тебе чувствовать, но разве имеют значения такие мелочи, тебе ведь важнее доказательства!
Мейер смотрел на меня и колебался. Я чувствовала, что пусть не до конца, пусть немного, но у меня получилось пробить его брешь. Не знаю, какого именно ответа или действия ждала от него, но точно не того, что услышала.
Глава 10. Вопреки желаниям
— Хорошо. Возможно, я пожалею об этом, но я готов тебе поверить. Если ты поклянёшься, что всегда говорила мне только правду.
Мейер шагнул ко мне, обнял и приподнял над полом так, чтобы наши лица находились ровно напротив друг друга. Его глаза загорелись какой-то безумной, дикой надеждой, и в то же время в их глубине плескался страх обмануться. Вилерианец притиснул меня к себе так, словно никогда больше не хотел отпускать. И мне стало больно заранее, потому что я тоже не хотела, чтобы он меня отпускал. Я ещё не успела ответить, но уже знала, каким станет его лицо, когда слова прозвучат.
— Ты же говорил, что клятвы сейчас могут причинить вред, — неуверенно проговорила я, лихорадочно оттягивая момент, когда надежда на его лице сменится разочарованием.
Как убедить его в своей невиновности, если я только и делала, что врала, кто я такая?
— После всего, что с тобой произошло, клятва была бы меньшим из зол. Опять же, я готов подождать, пока ты окрепнешь, и в любой момент могу снова поделиться с тобой силой. Вопрос только один, Лиза: ты готова поклясться, что не лгала мне?
А ведь я лгала. Не только про то, кто я, но и про отсутствие сестёр, про брачные обряды, про что-то ещё, сейчас уже и не вспомнить. Мейер прожигал меня взглядом, но с каждой секундой этот взгляд становился всё холоднее. Внезапно вспыхнувший пожар надежды остывал.
— Нет, но я готова поклясться, что не изменяла тебе… Мейер, всё очень сложно. Да, я говорила неправду, но это несущественно, честно… — растерянно ответила я, протягивая руки к его лицу.
Горящее безумие надежды сменилось холодом разочарования, постепенно захватившим знакомое лицо целиком. От его вида болезненно перехватило дыхание, и я даже добавить ничего не смогла.
— Я так и предполагал. Позволь мне самому решать, что существенно, а что нет. Извини, Лиза, но я не могу тебе доверять. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью, но отношений между нами быть не может, — он поставил меня на пол и направился к двери, перед выходом обернулся, замер на мгновение и добавил: — Мне очень жаль, что всё сложилось именно так. Думаю, ты рассчитываешь на то, что со временем я окончательно потеряю голову от любви и совсем разучусь мыслить критически. Это уже происходит, я пытаюсь уцепиться за любую возможность тебе поверить, вопреки здравому смыслу. Но я не заражал тебя вилерадой и был предельно осторожен. Старался относиться к тебе так хорошо, как только мог. Сделал бы всё, что в моих силах, чтобы ты была счастлива. А ты предпочла другого. Это твой выбор и твоё право. Я принимаю его. Но не могу находиться рядом и позволять тебе мною манипулировать, заставляя верить в небылицы. Я бы никогда не предал тебя, Лисса. То есть Лиза. А ты не просто предала, ты ещё и убеждаешь в том, что ничего не было, делая из меня идиота. Прости, но это сводит меня с ума и раздирает на части.
После этих слов Мейер ушёл, а я так и осталась стоять, глядя на закрывшуюся дверь.
Вот ведь! Твоё свекровище, Мейер! Что же нам с тобой так жёстко не везёт?
Меньше надо лгать. А ведь мама предупреждала, что враньё обязательно вернётся и шандарахнет по голове ржавым тазиком, когда будешь ждать этого меньше всего.
С одной стороны, Мейера можно понять. Мне тоже неприятно, когда мне врут даже в мелочах. С другой, что-то сам он не торопился рассказывать про эту свою вилераду и про то, что шансов выжить на Вилерии ни у одной из девушек нет, если только не прыгать в койку к первому попавшемуся или — в крайнем случае — второму по списку вилерианцу.
Расстроенная, я послонялась по каюте, пытаясь взять себя в руки, и даже попробовала лечь спать, потому что чувствовала себя странно. Физически я, кажется, была здорова, внутри бурлили остатки сил Мейера, но при этом эмоционально я была вымотана до последнего предела. Возможно, стоило куда-то идти и что-то делать, но я была не в состоянии принимать решения, от одной мысли об этом подкатывала дурнота.
Беспокойный рваный сон сильного облегчения не принёс, но я хотя бы проснулась Елизаветой Петровной, а не её измочаленной копией. Судя по солнцу, время приближалось к обеденному. Умывшись, оделась в принесённые таким заботливым, но таким где не надо принципиальным Мейером вещи и вышла из каюты. Разумеется, бывшего жениха нигде не было, но я и не его хотела увидеть. Отправилась на поиски Полин.
Планировка у этого дирижабля оказалась такая же, но на этот раз моя каюта находилась примерно в середине, рядом с салоном для пассажиров, что располагался в самом центре гондолы и сейчас пустовал. Я прошлась по длинному коридору, не зная, с чего начать. Звать? Стучать в закрытые двери? Караулить в проходе?
Пока размышляла, из расположенной рядом каюты вышел одетый в светло-зелёный плащ вилерианец. Сначала он просто коснулся меня взглядом, словно прошёлся пипидастром по статуэтке на верхней полке бабушкиного серванта, а потом рассмотрел отсутствие секвина и впился горящими глазам в моё лицо. Теперь ощущения были такие, будто он заехал пипидастром мне в нос. На симпатичном, в общем-то, лице вдруг появилась ухмылочка, которая больше напоминала гниющую впадину на боку у дохлой рыбы: всё увеличивалась в размерах и не сулила ничего хорошего.