В итоге книг у меня оказалось гораздо больше, чем в прошлые визиты, но горящий внутри энтузиазм освещал путь. Времени лишь до утра, но успеть можно многое, тем более что один случай заражения через кровь уже выписан в блокнот. Есть на что опереться даже сейчас.
Не чувствуя ни жажды, ни голода, зарылась в книги. Сначала решила подготовить юридическую сторону, это показалось делом более важным и уж наверняка конечным, в отличие от выискивания очередного примера нестандартного заражения вилерадой. От волнения пересохли губы, а свет из окошка над столом казался мерцающим, как сломанная люминесцентная лампа. Но в остальном мозг работал на удивление быстро и чётко.
Позиция сформировалась такая: иска два, отдельных. Один против Мейера за заражение и оставление в опасности, второй против свекровища за всё хорошее и металлический кувшин. Проблема по-прежнему оставалась только одна: невозможность открыть всю правду о себе. И хотя клятву принцессе я припоминала как-то смутно, но в ней точно шла речь о запрете «сообщать», что включало в себя все формы коммуникации. А вот свекровище запретило рассказывать и писать о проявленной ко мне заботе.
Но рисовать-то не запрещала!
Так появился первый (вероятно) в истории Вилерии судебный иск в картинках. Да, я нарисовала дурацкий комикс о том, как она бьёт меня по лицу, запирает в темнице и кидает под ноги кувшин. Остросоциальное искусство, как оно есть. С художественной точки зрения получилось, конечно, ужасно. Но вполне понятно. Палка-палка-огуречик, вот и вышло свекровище со звездой во лбу.
Исковое заявление против Мейера списала с образца, опубликованного в юридическом справочнике, а вот по второму иску решила не рисковать. Вдруг магия сочтёт разглашением даже указание пункта? Поэтому записывать ничего не стала. Решила, что попытаюсь справиться и без этого. Кто-то пробовал подать иск в суд пантомимой? Если нет, то я буду первой.
С заявлениями и судебной литературой по теме провозилась до глубокой ночи. Удивительно, что никто меня с места не сгонял. Решила, что про нестудентку забыли до утра, и работала, не высовываясь, переключившись уже на поиски примеров.
Но даже у преисполненных энтузиазмом, праведным гневом и жаждой отмщения людей есть почки. Поэтому в какой-то момент мне захотелось на свидание с золотым (или даже фаянсовым, я была не в том положении, чтобы привередничать) другом. Пришлось отправиться на поиски туалета. Чего я не ожидала, так того, что библиотека окажется совсем не пустой. Сидя в своём алькове за стеллажами, не слышала ничего, а в читальном зале, оказывается, грызли гранит науки и кончики карандашей десятки студентов. Только библиотекарь сменился. На месте пожилого вилерианца сидела седовласая сухопарая дама с короткой стрижкой. Она увлечённо читала, и было неловко её беспокоить, но найти туалет самостоятельно не так-то просто — среди лабиринта местных стеллажей можно и заблудиться.
— Простите, что отвлекаю. А где находится уборная?
— Первый раз? — подняла она на меня очень светлые, практически розовые глаза. — Пойдёмте, провожу, объяснять дольше.
— Буду очень признательна.
Дама поднялась с места, поправила полы форменного жилета и поманила за собой.
Картинка никак не хотела складываться в голове. Эта вилерианка ведь не может быть студенткой? Тогда что делает тут ночью? Неужели работает по ночам в тайне ото всех? Но ведь она на виду у десятков студентов…
— Извините за нескромный вопрос, но вы что, работаете тут? — не выдержала я.
— Конечно, — библиотекарша аж запнулась и удивлённо обернулась на меня. — А что в этом такого?
— Ну как же? Женщинам же нельзя работать… — нахмурившись, пробормотала я.
— Это кто вам такую глупость сказал? — вскинула брови седовласая вилерианка. — А чем тогда я тут, по-вашему, занимаюсь? — ответа на этот риторический вопрос она не дождалась и продолжила: — Конечно, женщины могут работать, если хотят. Кто же нам запретит? Тут в академии пять преподавателей женского пола. Другое дело, что охотнее берут замужних и пожилых, чтобы избежать ненужного ажиотажа. Но есть одна лаборатнка у нас незамужняя, работает уже три года. Сколько уж было драк из-за неё, даже тотализатор устроили на то, когда и за кого она замуж выйдет. Но не увольнять же её из-за этого? Просто она ведёт зельеварение исключительно в женских группах.
— Но мне сказали, что женщин не берут на работу! — я шокированно распахнула глаза, замерев на месте. — Я и сама пыталась устроиться продавщицей… Меня даже слушать не стали!
— Ну разумеется, не стали! — с улыбкой кивнула библиотекарша. — Кто же возьмёт женщину продавщицей работать? Это же низкооплачиваемый тяжёлый труд. Женщины работают в других сферах. Преподают, пишут, рисуют, поют, играют в театре, открывают художественные галереи. Да что там, у нас есть целое издательство, где работают одни женщины! Они, помимо прочего, выпускают журнал «Утро вилерианки». Право слово, вы бы ещё сетовали, что вас грузчиком на фабрику не приняли! — фыркнула библиотекарша.
— Но почему тогда вы работаете ночью?!
Возглас против воли получился слишком громким и эхом разнёсся по ночной библиотеке.
— Потому что после смерти мужа у меня уже второй год жуткая бессонница, — вздохнула собеседница. — Днём ещё могу одна спать, а ночью — никак. Вот и взяла себе ночные смены. Раньше библиотека только до трёх ночи работала, но руководство пошло мне навстречу, и теперь она открыта круглосуточно, да и студентам так удобнее, особенно перед экзаменами и контрольными. Дома-то у меня дел нет. Мальчики мои уже выросли, двое женились, но внуков пока не подарили. Я вот жду, когда народятся. Тогда буду невесткам пользу по ночам приносить своим бдением. А так — после восьмидесяти лет счастливого брака пойди попробуй одна поспи. Не могу — и всё тут. Но я уже привыкла к библиотеке, если честно. Да и днём на сон меньше времени нужно. Магии, конечно, становится с каждым годом всё меньше, но это к старости у всех так, — она наклонила голову и посмотрела на меня участливо. — Ну что вы так удивляетесь, юная кона?
— Знаете, меня, кажется, нарочно ввели в заблуждение… — пробормотала я, чувствуя, что от ошаления даже в туалет расхотелось.
— Какой-то парень рассказал, что если за него замуж не пойдёте, то умрёте от голода? — насмешливо подбоченилась библиотекарша. — Вот ведь! Годы идут, а заходы у этих вилерианцев всё одни и те же! Слышали бы вы, что мне муж в уши лил, когда только на Вилерию привёз. Я как правду выяснила, сначала злилась, а потом простила. Хороший он человек оказался, просто боялся очень, что я другого предпочту, из-за внешности своей переживал. Хотя для меня ложь куда страшнее шрамов на лице и перебитого носа.
— Да нет… это была женщина…
— Странно. Но не обращайте внимания, может, она здесь недавно и ещё не успела разобраться. Я уже восемьдесят лет на Вилерии живу и всё равно иной раз что-то новое да открою. А уж первые лет пять только и делала, что удивлялась. Особенно, когда муж со скандалом запрещал мне готовить и ругался, увидев с тряпкой в руках, — подмигнула она.
А у меня в голове внезапно сложился новый пазл. Кона Ваендис нарочно выставила ситуацию безвыходной, иначе как ещё заманивать новых девушек в бордель? Ну что за бред?! Мало же заманить, надо же ещё как-то удерживать... Не потому ли она рассказывала, что многие из её подопечных уезжают и выходят замуж? Естественно, на их месте я бы тоже уехала и порвала все контакты с этой лживой змеюкой, когда раскрылся бы обман. Вот ведь мразь! «По-настоящему свободны на Вилерии только куртизанки!» Ага, как же!
Молча проследовав за любезной библиотекаршей до уборной, я долго потом мыла лицо и руки. От количества подлостей и обманов на квадратный сантиметр жизни просто трясло. Посмотрела на отражение в зеркале и сказала:
— Знаешь что, Елизавета Петровна? Хватит. Мы ещё и компенсацию с Мейера потребуем. И заодно в суд на «Воздушный путь» подадим. Задрали!
Вернувшись за свой стол, подготовила ещё одно исковое заявление, на этот раз по поводу компенсации за пропавшие вещи и непомерный моральный вред. Только потом засомневалась и решила ещё один момент уточнить у библиотекарши.