— Так это не работает, — улыбнулся Мейер. — Если заявление подано, должно состояться заседание. Не переживай, самое страшное, что они мне сделают — выкинут из списка на право ухаживания за переселенкой. А мне, собственно, этот список больше и не нужен. Я своё счастье уже нашёл.
Подхалим! Но такой хороший, прямо ух. Меня, конечно, до сих пор штормило, и настроение было странным. Когда Мейер прижимал меня к груди, порой всё-таки хотелось совершить насильственные действия несексуального характера и огреть его табуреткой, но даже сквозь призму изменённого сознания я понимала, что это было бы несправедливо. Но сегодня карусель бесконечного ПМСа, кажется, изволила остановиться. Злиться на Мейера я уже не могла — устала. Хотелось не застревать в прошлом, а двигаться дальше, тем более что он извинился. Много раз. Очень много раз.
— Спасибо, — перехватила я у него полотенце. — За всё спасибо.
Я плавно к нему прижалась и обняла обеими руками. Мейер потерянно замер. Не ожидал, вероятно, благодарности, потому что последние два дня слышал только упрёки, стоны и жалобы.
— Не за что. Мне нравится о тебе заботиться. Ты такая хрупкая и… ранимая.
Прекрасные эвфемизмы для слов «ноющая» и «капризная».
— Отнесёшь меня в постель? — ласково попросила я.
Ходить-то я уже прекрасно могла, но хотелось на ручки. А ещё хотелось поесть и вволю нанежиться в объятиях своего вилерианца, и сложно было определиться: сожрать Мейера или вероломно лишить невинности. Оба варианта имели свои весомые плюсы.
— Конечно, — он легко подхватил меня под место, успешно находящее для себя приключения, и вынес в спальню.
Полотенце сползло, но я коварно не стала его поправлять. Усадив меня на постель, Мейер заметил творящееся непотребство, чуть порозовел и очень чинно прикрыл мне грудь пушистой махровой тканью. Все эти дни он вёл себя настолько подчёркнуто равнодушно по отношению к моим прелестям, что они аж заволновались, не вышли ли в тираж, пока болеет хозяйка.
— Ты голодный? — спросила я, нарочно игнорируя, что полотенце опять начало сползать, и даже расправила плечи, чтобы немного помочь процессу.
— Что? — рассеянно переспросил Мейер, внимательно следя за махровым беспределом.
— Говорю: в шкафу спрятался медведь, — ласково промурлыкала я, наблюдая, как постепенно учащается дыхание и расширяются зрачки вилерианца.
Видимо, с прелестями всё в порядке.
— Да, — не стал спорить Мейер.
Я притянула его к себе поближе, чтобы в очередной раз не сбежал. На сонную утреннюю попытку даже не соблазнения, а просто благодарного поцелуя он отреагировал следующим образом: заверил, что любит меня больше жизни, с диким видом сполз с кровати и заперся в ванной. Затем вышел и сурово сказал: «Лиза, давай подождём хотя бы до завтра? Врач говорил, что ты пока ещё не отошла от последствий абстиненции. С моей стороны было бы непорядочно переступать некоторые границы». Я, разумеется, обиделась, отвернулась, зарылась в одеяло и принялась продумывать план возмездия, но примерно на самом интересном месте уснула.
И вот мы здесь.
— Мне нравится, когда ты носишь меня на руках, — призналась я, забравшись ладонью под ворот его рубашки.
Легонько сжала перекатывающиеся под горячей, гладкой кожей мышцы плеча. Наклонилась и поцеловала в шею. Мейер шумно выдохнул и шёпотом проговорил:
— Лиза, мы же даже не женаты…
— Какой кошмар! — фальшиво ужаснулась я. — Разврат средь бела дня!
Чтобы не сбежал, одной рукой обвила его шею, а другой продолжила гладить рельефное тело. Тело замерло в нерешительности.
— Лиза, я хотел бы сначала жениться на тебе…
— Кто ж тебе даст? — фыркнула я ему в ухо и прикусила для ясности.
— Что? — растерялся он.
— То, — не растерялась я в ответ.
Решив, что кто-то слишком много разговаривает, впилась в его губы, привлекая ближе к себе. Мейер наконец вспомнил, что руки ему даны, чтобы ими трогать, и накрыл широкой ладонью мою скулу. Пальцы зарылись в волосы, а язык прошёлся по моей нижней губе. Внутри всё аж завибрировало от предвкушения. После всех этих мучений и страданий отчаянно хотелось ласки и удовольствия. Обвив могучую шею вилерианца обеими руками, я повалила его на постель. Смятое полотенце осталось свешиваться с краю, а на мне были лишь отблески желтоватого света, льющегося из настенных бра.
— Лиза, ты ещё не до конца пришла в себя после… болезни… — Мейер оторвался от моих губ и заглянул в глаза. — Пока я не уверен, что ты действительно этого хочешь…
— Я действительно этого хочу, — томно прошептала я и потёрлась о него грудью. — Ужасно хочу тебя. Твои руки, губы, пальцы… Хочу ощутить тебя в себе… Безумно хочу!
— Лиза, я бы не хотел пользоваться твоим неоднозначным состоянием…
— А ты не пользуйся, давай пользоваться буду я, — игриво прошептала ему на ухо. — Тогда чур я сверху.
Мейер тяжело дышал. Я нежно прошлась рукой от его груди вниз и погладила внушительный аргумент в пользу скорейшего грехопадения.
— Лиза, я безумно тебя люблю и хочу, но боюсь, что сейчас ты неадекватна, а когда придёшь в себя, то возненавидишь меня за то, что я воспользовался твоей слабостью, — твёрдо сказал Мейер, и убрал мою руку с аргумента.
А потом и вовсе одеялом меня накрыл. И отодвинулся. Он посмел отодвинуться!
Даже не знаю, что уязвило сильнее — что он опять мне отказал или что назвал неадекватной. Вся нерастраченная сексуальная энергия мгновенно обернулась ядовитой яростью. Щёки запылали от возмущения и негодования, а отсутствие табуретки под рукой ощутилось наиболее остро.
— Меня просто поражает, как ты умудряешься быть таким чутким и таким бесчувственным одновременно! А ещё бесит твоя щепетильность, вылезающая когда не нужно. Это был последний раз, когда я предлагала, Мейер. И, вероятно, вообще последний раз, потому что я до чёртиков устала думать, что со мной не так, раз ты постоянно мне отказываешь! — прорычала я, подхватила полотенце и сбежала в ванную.
— Лиза, — позвал он, но я уже бабахнула дверью и осела на золотой бортик.
Обидно было до слёз, и сдерживать их не стала.
— Лиза, ненаглядная, пожалуйста, не воспринимай это так… — поскрёбся с той стороны Мейер. — Ты для меня самая желанная и красивая, просто твоё текущее состояние…
— Сделай одолжение и заткнись уже! — не выдержала я, а потом швырнула мыльницей в дверь.
Попала, мыльница красиво разлетелась на кусочки, а на душе стало ещё гаже. Не помню, чтобы хоть когда-нибудь чем-то швырялась, но этот Мейер кого угодно доведёт. А могли бы совершенно чудесно проводить время, между прочим.
Видимо, эта светлая мысль пришла и в его голову тоже.
— Лиза, я, возможно, опять неправильно что-то сделал, но… вдруг завтра или послезавтра ты бы пожалела?..
— Надо было просто сделать так, чтоб не пожалела! — обиженно всхлипнула я. — А сейчас я жалею, что вообще с тобой связалась! И я тебя уверяю, до завтра это не пройдёт! Уходи, не хочу с тобой разговаривать!
— Лиза, вчера ты злилась из-за того, что шкаф неплотно стоит к стене. Помнишь, сколько раз я его двигал, чтобы он перестал тебя раздражать? — мягко начал он. — А потом ты выкинула кашу, потому что она была несладкая. И следом выкинула сахар, потому что он должен был быть в каше, а не в отдельной сахарнице. А прошлой ночью тебе казалось, что из-под кровати лезут монстры, и я почти всю ночь их отгонял, хотя, кроме пыли, там точно ничего не было и нет. Ненаглядная, мне тяжело понять, пришла ты уже в себя или это последствия отказа от льифа. Пожалуйста, не обижайся.
— Я же говорила тебе сегодня, что мне лучше!
Утёрла глаза полотенцем и шмыгнула носом. Обидно было дико.
— Лиза, я вижу, что лучше, но «лучше» ещё не значит «окончательно здорова и пришла в себя», — тихо отозвался Мейер.
Отвечать ничего не стала, вместо этого разрыдалась ещё сильнее. Почему всё вечно через одно место, а?
— Можно я зайду?
— Нет!
— Лиза, пожалуйста, не расстраивайся так. Целитель сказал, что завтра тебя выпишет. Мне, кстати, пришло письмо от сыскаря, пока ты купалась. Хочешь, прочитаю?