Последовав за наставником, У Чан все же поднял голову и заметил пару местных служанок. Стоя поодаль, девушки время от времени перешептывались и косились на него. На них обратил внимание и Го Бохай.
– Не трать свой пыл почем зря. Их явно озадачила госпожа, заставив приглядывать за тобой… – убедил он и себя.
Однако поначалу он все же заподозрил неладное. Госпожа ни разу не опускалась до того, чтобы отдавать подобные приказы. Но ведь слуги в поместье могли следить за его воспитанником по чужой просьбе: например, богатые люди из города у подножия Хэншань договаривались о таком с местными слугами и даже как-то раз из любопытства старательно расспрашивали Го Бохая, и все для того, чтобы позже было о чем спорить друг с другом. Поэтому лучше бы это был указ госпожи.
Го Бохай повернулся к ученику и по сжатым в кулаки рукам понял, как близко к сердцу тот принимает «добродушный» жест матери. Наставник не смог оставаться твердым и положил руку ему на плечо. Закрывая собой силуэты сплетниц, он тихо сказал: «Ну же…» – и У Чан наконец-то отвернулся от них.
Желание защитить юную и ранимую натуру овладевало наставником изо дня в день все больше, он словно чувствовал, как тяжело на душе у юноши, которого с рождения только и призывали к ответственности. Предвзятое отношение окружающих, строгость матери, вечное отсутствие главы и ворох сплетен, терзающих молодой ум, – все это Го Бохай пытался забрать себе, оставив воспитаннику только приятные моменты из земной жизни перед вознесением.
Задний двор, где располагалось тренировочное поле поместья У, был наполнен звуками рассекающегося взмахами меча воздуха, шарканья сапог и звонких выкриков. У Чан, вкладывая все силы в удар, вместе с выдохом выпускал накопившуюся злость.
– Если ученик будет и дальше так неразмеренно бить своим мечом, он быстро выдохнется…
В пяти шагах от тренирующегося восседал наставник, приняв бирманскую позу и держа меч, спрятанный в ножны, на ногах. Он листал один из томов «Демонов и тьмы», изредка поглядывая на юного господина, и добавлял:
– Неправильная стойка. И расслабь плечи, иначе вечером не разогнешь спину.
Сопровождая действия У Чана замечаниями, Го Бохай продолжал досконально изучать книгу: еще ни одно произведение Поднебесной не попало к воспитаннику из его рук, не пройдя тотальную проверку. С каждым годом тома, несущие бесценные тексты, все чаще искажались, действительно важная информация заменялась ложными или неверными фактами, поэтому ему приходилось денно и нощно их перечитывать. Он постоянно – с раннего утра до поздней ночи – ходил с разными книгами. Го Бохай был охвачен идеей вознесения наследника клана У и прилагал все усилия к тому, чтоб облегчить этот путь. Но спросил ли кто у самого избранного Небесами, желает ли он того… Когда будущий небожитель будет проходить обряд вознесения, поднимаясь в небесные чертоги, все, что будет скрыто у него за душой, явит истинный облик, и лучше бы к тому дню она была чиста, а не наполнена сожалениями.
Остервенелые взмахи меча наконец утихли. Молодой господин вымотался и теперь, опираясь на меч, старался отдышаться. Жар от солнца и тела проступил каплями на коже, которые скатывались со лба и попадали за ворот. Промокнув тканью рукава лоб и переведя дух, он небрежно откинул меч в сторону и улегся у ног занятого чтением наставника.
– Разве тренировка закончилась? – не отрывая взгляда от книги, непринужденно задал вопрос Го Бохай.
Юный господин пытался восстановить дыхание и ничего не ответил. Лежа на спине, У Чан поглядел вверх, на солнце: оно было ослепительно ярким и безжалостно горячим – пришлось избегать с ним зрительного контакта и повернуть голову направо, где была лишь горная пустошь, а вот слева… Он повернул голову в сторону, и взгляд его сразу замер. Тут, на голой, ничем не прикрытой земле сидел мужчина, склонивший голову над листами. Его серые, как грозовые тучи, глаза бегали по строкам, а брови иногда в удивлении поднимались и вновь возвращались обратно. Это лицо У Чан знает досконально: от небольшого шрама на ухе, скрытого под короткими волосами, до губ, по привычке терзаемых наставником, когда он о чем-то задумывался. Как он любил увлеченно проникать в суть книги, так его ученик любил рыскать по его лицу взглядом в поисках новых странностей. Сам У Чан избегал встречи с добрыми глазами Го Бохая, так как они влияли на него странно: после попадания в их чарующие оковы юному господину хотелось творить добро. В такие моменты он чувствовал себя одухотворенно, невесомо, ему хотелось спасти кого-то или в крайнем случае помочь изможденным лесникам, срубив для них пол-леса, – все, лишь бы избавиться от этой внезапно появившейся легкости.