Мои глаза все еще прикованы к пергаменту, когда Эмма встает.
— Я оставлю тебя одного, чтобы ты прочел это.
Как только слова слетают с ее губ, мое сердце замирает, и становится трудно дышать. Я чувствую, как кровь отливает от моего лица при мысли о том, что ее здесь нет. Она — кислород, поддерживающий мою жизнь, и биение моего сердца, делающее его спокойным и ровным.
Вытягиваю руку, мои пальцы хватают ее за запястье, заставляя ее прекратить отступление, когда начинает закрадываться паника.
— Пожалуйста.
Мой прерывистый шепот едва слышен из-за потрескивания огня. Когда мне наконец удается отвести взгляд, я поднимаю его на нее.
— Останься.
Не говоря ни слова, она кивает с мягкой улыбкой и забирается ко мне на колени, обвивая руками мою шею. Тяжесть ее тела, прижатого к моему, успокаивает, и я глубоко вдыхаю через нос и выдыхаю ртом.
Моя рука дрожит, когда я протягиваю ей письмо.
— Ты мне почитаешь?
Потому что я не доверяю своим глазам, чтобы прочесть слова, которые он хочет передать. Я не могу. Мое зрение уже затуманивается. Я смаргиваю это и тянусь, чтобы взять свой бокал на столике рядом со мной, поднося его к губам. Бурбон обжигает мне горло, но по мере того, как он оседает в моем организме, он согревает.
Эмма не произносит ни слова, бумага шуршит, когда она начинает ее разворачивать, а я, блядь, не осмеливаюсь взглянуть. Я не отрываю взгляда от языков пламени, перекатывающихся по деревянным плитам.
— Дрейвен, мой дорогой мальчик, — тихо говорит она, двигая бедрами, чтобы немного приподняться у меня на коленях. — Прости, что я ушел от тебя и так и не вернулся, как всегда обещал.
Я крепко зажмуриваюсь, когда она продолжает.
— Это было моим самым большим сожалением, и я знаю, что сейчас у меня нет возможности загладить свою вину перед тобой, но я надеюсь, что ты простишь меня.
Поднося бокал к губам, я изо всех сил пытаюсь проглотить его, так как мое сердце неровно колотится.
Пальцы Эммы нежно играют с моими волосами, успокаивая, пока она читает следующую строчку.
— Не проходит и дня, чтобы я не гордился тобой, — ее голос дрожит, заставляя ее прерывисто дышать. — Однажды мы снова будем вместе, но сейчас…
Возле моего уха раздается ее тихое сопение, и одинокая слеза скатывается по моей щеке.
— Я буду лелеять воспоминания о наших ночах на крыше, когда в небе сияли звезды, и нас обнимал прохладный ветерок. Теперь у тебя есть кто-то особенный, с кем можно молча посидеть в темноте. И мальчик…
Она снова замолкает, и когда я поворачиваю к ней свое залитое слезами лицо, я не могу удержаться и стираю влагу с ее собственных щек большим пальцем.
У нее перехватывает дыхание, когда она снова опускает взгляд на бумагу.
— Эта девушка любит тебя каждой частичкой своей души. Я вижу это в ее глазах, и мне становится спокойнее знать, что твое сердце защищено и находится в надежных руках. И всегда помни, что я люблю тебя всем сердцем.
Проведя рукой по лицу, я пытаюсь сдержать хлынувшие из глаз слезы. Но у меня ничего не получается. Они падают сами, и все, что я могу выдавить из себя, это сдавленное «Спасибо».
Я ставлю свой бокал на стол в тот момент, когда Эмма притягивает мою голову к своей груди, держа меня так, словно мир взрывается, и она может защитить меня от падающих осколков. И я, черт возьми, позволяю ей. Его слова разбередили свежие раны в моем сердце, одновременно сшивая их заново. Это было завершение, в котором я нуждался, но никогда не думал, что получу. И я думаю, что мой отец знал это.
Словами не передать, как я благодарен. То, что раньше было горем, которое держало меня под водой, теперь стало горем, которое тянет меня обратно, чтобы держать голову над водой. Его слова исцеляют, как и то, что моя пара здесь, в моих объятиях. Она понятия не имеет, как сильно я, черт возьми, люблю ее. И что каждый день, который мы проводим вместе, я буду лелеять ее разум, тело и душу.
Мы молча сидим в объятиях друг друга, пока оранжевое сияние камина согревает нас своим теплом. Не нужно слов, пока проходит ночь, и мое сердце медленно восстанавливается.
ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ
Эмма
В итоге я заснула в кресле и проснулась от темного камина, который давно погас. Я проснулась раньше него и не могу не упиваться каждым дюймом его лица. Его волосы взъерошены моими пальцами, перебирающими их, его темные ресницы, которые так красиво изгибаются, обрамляют его спокойные глаза. Щетина покрывает его подбородок, и я едва касаюсь кончиками пальцев его острого края.