И так минут десять, двадцать. Хотя некоторые потом и утверждали, что у них выпытывали намного дольше. Кто спрашивал, неизвестно. Хотя голоса женские чередовались с мужскими, но слишком уж они странно звучали, как для нормального, подверженного эмоциям человека. От интонаций и непонятного тембра голоса получались словно неживые.
Ну и потом наступал час истины. Магирик преодолевал очередной, еле освещенный проход и попадал в небольшую комнатку, где раздевался догола, укладывал все свои вещи, одежду, продукты и деревянный жетон в единый, удобный для переноски тюк и двигался дальше. Упираясь через несколько метров в тупик с дверью из массивных, почерневших от времени брусков дерева. Тюк следовало положить в большую нишу с правой стороны, и только после этого дверь приоткрывалась со странным щелчком. Голый мужчина или женщина входил вовнутрь, плотно закрывали дверь за собой и становились на поблескивающий, гладкий круг метрового диаметра. Многие потом говорили, что чувствовали босыми ногами стекло, но Деймонд сомневался в подобном утверждении. Слишком теплым ему показался круг, хотя и не факт, что его не прогревали специально.
А потом раздавался вой раненого носорога и в странных вспышках с некоторой раскачкой круг медленно делал несколько поворотов вокруг своей оси. А потом полная тишина обозначала, что обряд пройден. Конечно теми, кто оставался жив. Куда деваются трупы погибших, и как выходят наружу будущие жрецы, Деймонд Брайбо тоже не знал, но когда он вышел наружу, то отыскал свой тюк с одеждой не слева, как следовало предполагать, а опять справа. Причем рядом с ним не оказалось второго тюка от предыдущего паломника. Что значило две вещи: предшественника вершина Прозрения не сожгла молниям и не провозгласила жрецом. Потому как и во втором случае его тюк тоже предназначался для подношения отшельникам.
Далее совсем иной тоннель выводил на половину «уходящих».
Как рассказал уже позже молодому наследнику предыдущий хозяин пещеры, прошедших обряд жрецов выводили третьим ходом, слегка обучали в течении нескольких дней азам исцеления, облачали в отличительные, очень дорогостоящие одежды и с очередным караваном отправляли за Ворота. При этом вручались солидные, можно сказать огромные деньги, за которые можно было выстроить чуть ли не целый госпиталь. Попасть в камеру хранения за своими вещами жрец не мог бы при всем желании, да и жетон оставался у неизвестного отшельника. Далее новичку предоставлялось два маршрута на выбор: возвращаться в родную обитель и уже там искать для себя место для деятельности, или идти в столицу империи. Там, в главной обители священного распределения он мог взять направление в тот храм, куда его направит сам император.
Но так как Деймонд оказался очень расстроен своим напрасным паломничеством, то даже и не порадовался как следует, осознав что лишний груз ему тридцать километров тащить на себе не придется… Отдохнул парочку часов, перекусил остатками своих скудных запасов, да так и не искупавшись повторно, поспешил к воротам. Совершенно при этом не подозревая, что впереди его ждет великая честь, получить приглашение от древнего отшельника. Подобное считалось тоже весьма огромной удачей по двум причинам: Деймонд мог теперь отлично спрятаться от своих преследователей и при этом мог вызвать к себе любимую Пьяцу. Женщин отшельниц на тракте не существовало, но это нисколько не мешало многим женам жить возле своих мужей долгие годы, а то и десятилетия. Другой вопрос, что им при этом не только шапку из черного каракуля было нельзя носить, но и шагу ступить из пещеры в дневное время для праздной прогулки. Разве что лишь сходить к воротам за продуктами да какой-либо утварью для хозяйства. Ну и по ночам: наведывайся в гости друг к дружке и общайся, сколько тебе влезет.
То есть по рассуждениям молодого отшельника, жизнь у него здесь с любимой девушкой вполне могла наладиться. А там и срок в пять лет истечет и с нажитым на тракте добром, можно вполне прилично поселиться на новом, в любой удаленности от старого поселка, месте.
Само собой, что Деймонд промолчал и об основной сути своего грядущего обогащения: жетонах убитых Магириков и подавшихся в жрецы. Василию не составило труда догадаться, что именно в камере хранения и собирается у отшельников основные капиталы. Со временем их можно с помощью жен изымать, перераспределяя в городе, а при окончательном отъезде забрать все остальное. Вот почему их и считают богачами.
- Хороший расклад, - обратился старший группы к Дане на русском. Он хотел еще что-то добавить о хитрости и излишней жадности, но в этот момент, казалось бы, на что не обращавшая внимания и только прислушивающаяся к рассказу женщина, тихонько сказала на языке ашбунов:
- Он открыл глаза…
И первая, развернулась всем корпусом к кровати.
Глава седьмая
Александра с каждым своим выходом из обморока чувствовала себя все отвратнее и беспокойнее. Нависающего над ней мерзкого лица Каралюха она не наблюдала, но как только приходила в себя со вздрагиванием ощущала очередной укол в бедро или плечо и на нее через пару минут накатывала чудовищная волна максимальной бодрости и горячего возбуждения. Сердце начинало выпрыгивать из груди, голова трещать от пульсирующей с огромной скоростью крови, а дыхание становилось учащенным, словно девушка только что преодолела по лестницам пятнадцать этажей бегом.
В какой- то момент она рассмотрела словно в тумане белое лицо коллеги из аналитического отдела. И ужаснулась еще больше:
- Рафик, это ты? Зачем ты здесь?!
Уж она прекрасно знала, зачем, и с какими намерениями появляется славноприсный аналитик возле допрашиваемых. Сама при этом никогда не присутствовала, но знала преотлично. И в душе что-то больно хрустнуло, отсекая последние шансы к сознательному сопротивлению, когда мужчина совершенно бесцветным голосом ответил:
- Работаю Шура. Делаю, что умею.
А умел он слишком много. Да и постоянно меняющееся состояние всей нервной системы показывало: еще один, два укола и Рафик доведет распятое путами тело к чему-то страшному, постыдному и невероятно унизительному. Какой-нибудь там сыворотки правды и подобного психотропного средства девушка не боялась. Потому что выдать какие-либо секреты Дмитрия она не могла, по причине их элементарного незнания. А вот умирать… Вернее нет, умирать она не боялась. И будь сейчас ее воля, со спокойной совестью решительно бы покончила жизнь самоубийством. Потому что вытерпеть то, что с ней наверняка собираются сделать, не сможет никто.
Хотелось выть дико и протяжно, но толку от такого поведения никакого не будет. Ни сорвать голос она не сможет, ни вызвать чью-то жалость. Наоборот, только собственные ресурсы гордости исчерпает преждевременно. Хотя не факт, что эти ресурсы еще пригодятся.
Рассудив что опять проваливаться в бессознательное состояние и трудно и нелогично, попыталась завязать разговор:
- А что это нашего штатного садиста Каралюха не видно?
Рафик с некоторым удивлением почесал себя за ухом: реакции у пациентки неадекватные. Но с другой стороны говорить с ней ему никто не запрещал, а грубить и хамить считалось не в его привычках. Поэтому после некоторых размышлений и подвижек бровями стал отвечать:
- Отбыл по срочному вызову.
- И когда вернется?
- Обещался вскоре, но видимо задерживается.
- Ой, как здорово! Ха-ха! - энергия так и била из тела девушки через край. - Вот бы его какая-нибудь сердобольная немка-бабулька на джипе переехала! Честное слово, на его могилке я бы горькими слезами рыдала, что не оказалась на месте той бабульки. Кстати, а у тебя как дела?