Заключённые в тюрьмах, я ручаюсь, проходят менее дотошный осмотр. Он длился, длился и длился — чудовищные восемь минут, наполненные страхом, смущением, резью в глазах и мятным запахом. Всё это время персонал тщательно проверял и обеззараживал нашу одежду, обувь и багаж.
Одевшись, мы снова собрались в маленькой комнате ожидания, старательно опуская глаза. Вся наша жизнь словно разделилась на две части — до чистки и после.
— Мне интересно, а проходят ли Оликс аналогичный процесс при путешествии на Землю? — возмущённо сказал Науэль, ёрзая на стуле.
И он сам, и его шафрановая мантия стали на пару тонов светлее и благоухали туалетным антисептиком.
— Вот совершенно без понятия, — пожал я плечами.
Бухгалтер-квакер из Ланкастера не может быть знаком с протоколом о запрете биологического переноса в договоре о добрососедстве и сотрудничестве, подписанном Оликс и Комитетом Обороны Земли. На самом деле Оликс не подвергаются такой жёсткой биологической обработке, поскольку никогда не покидают своих посольств, в которых отсутствует воздухообмен с окружающей средой. Сравнимой с нашей дезинфекцией, они подвергаются только когда возвращаются на корабль. Это, в общем, тоже довольно логично.
Мы поднялись на лифте до зоны нулевого тяготения, расположенной по оси тороида. Ещё при входе в лифт предусмотрительный Науэль снова предложил мне принять таблетку от морской болезни. Я не стал отказываться.
Пара стюардов помогла нам переместиться к стыковочному узлу, состоящему из двух вставленных один в другой стеклянных цилиндров. Между ними располагались уплотнители, позволяющие цилиндрам вращаться один в другом, не выпуская воздух в вакуум. В сетчатом тоннеле, протянутом по центру цилиндра, находилось множество людей, снующих вперёд и назад, словно какие-то мартышки.
Увидев эту конструкцию, Науэль пренебрежительно фыркнул и повернулся ко мне. Я понимающе кивнул — с точки зрения обывателя, выросшего в «мире шаговой доступности», эта конструкция выглядела нелепо и архаично.
Мы толкались, извиваясь словно выброшенные на сушу рыбы, и перемещались по верёвочному коридору к нужному нам шлюзу, к которому был пришвартован наш космический паром.
Забравшись внутрь, я огляделся. Кабина парома представляла собой узкий цилиндр с крошечными окошками и мягкой обивкой на стенах. На узкой тропинке пола были закреплены в два ряда странные кресла с подлокотниками — словно в огромном стоматологическом кабинете. Из исторических драм я помню, что такие кресла раньше стояли в самолётах.
В носу, огороженном пластиковой перегородкой, находилось место «пилота». Забегая вперёд, могу сказать, что за всё время нашего перелёта пилот ничего не делал, погрузившись в игровую реальность: всю работу по пилотированию выполнял искин корабля, тогда как пилот был не более чем мерой предосторожности. Сомнительной мерой — как по мне, надёжность искина много выше человеческой.
Протиснувшись по узкому проходу между кресел, я занял место у одного из маленьких окон. Обзор загораживала решётчатая стена дока, вдоль ячеек которой вились кабеля и трубопроводы. Как и всё в открытом космосе, её ячейки были либо ярко освещены слепящим солнечным светом, либо были скрыты угольно-чёрной тенью.
От этого контраста рябило в глазах, но не успел я закрыть иллюминатор шторкой, как заработали укреплённые в хвосте парома газовые сопла, выпустив поток сжатого газа. Их дробные щелчки напомнили мне о посещении стрелкового тира.
Стенки дока дрогнули, начав с постоянно ускоряющейся скоростью двигаться вдоль окна. Я прижался к стеклу, рассчитывая увидеть «Спасение Жизни» — но в первые секунды полёта видел только непроглядную тьму космического пространства.
Не успев расстроиться, я снова услышал щелчки газовых клапанов. На этот раз звук, казалось, исходил прямо из-под моего кресла — включились двигатели ориентации, развернувшие паром боком, слегка раскрутив его вдоль продольной оси. Этот манёвр не имел практического значения, за исключением предоставленной нам возможности восхититься зрелищем межзвёздного корабля.
Конечно, все мы видели множество изображений и схем, которые, как оказалось, совершенно не передавали и доли величественности оригинала. Мы проплывали под невообразимо огромной, неровной поверхностью, похожей одновременно на брюхо кита и на допотопный дирижабль, замерев от благоговейного почтения.
Конечно, среди наших орбитальных поселений имеются гораздо большие конструкции, но они, по большому счёту, являются не более чем обрамлённой сталью воздушными пузырями, тогда как здесь сдержанная мощь чувствовалась в каждой складке, в каждой трещине и метеоритной выбоине.
Этот грубо обработанный кусок камня преодолел огромные расстояния, его поверхность озаряли лучи других солнц. Корабль Оликс представлял собой застывшую историю. В этот момент я впервые позавидовал его обитателям: путешествовать среди звёзд на собственной искусственной планете — что может быть прекраснее?
История звёздного корабля началась много тысяч лет назад, с астероида в далёкой звёздной системе. Люди, с их технологией молекулярного связывания, просто добыли руды и минералы, использовав очищенную массу, чтобы построить цилиндрический или торообразный корабль.
Оликс использовали более грубый способ: они срезали рыхлые, покрытые кратерами внешние слои, вырезав из твёрдого астероидного ядра гладкий цилиндр, сорока пяти километров длиной при двенадцати километрах в диаметре.
Проплывая вблизи от его обшивки, я не мог не поразиться её удивительной сохранности — несмотря на путешествие в тысячи парсеков и лет, она сверкала зайчиками на изломах камня, словно каменный уголь под потоком солнечного света.
Поверхность корабля была защищена ударным экраном — во время межзвёздного путешествия корабль создавал перед собой огромное плазменное облако, уничтожающее любые частицы, с которыми мог столкнуться корабль на скорости в двадцать процентов от скорости света.
Мы летели настолько близко к поверхности, что я мог разглядеть расположенные на передней части корабля генераторы магнитного поля, удерживающие частицы плазмы на месте — они выглядели как приклеившиеся к скале золотые ракушки.
От созерцания меня отвлекли выстрелы газовых клапанов, раздающиеся с носа парома. Наше короткое путешествие подходило к концу — мы добрались до расположенной с противоположного конца звёздного корабля шлюзовой камеры Оликс.
Подобно шлюзовому узлу земной станции, вход в корабль Оликс представлял собой расположенный по оси корабля диск. В отличие от вращающегося корабля, он оставался неподвижным, обеспечивая возможность стыковки для подобных нашему паромов. Я невольно улыбнулся, отмечая схожие с земными технические решения и узлы — инженеры выдают похожие технические решения, вне зависимости от того, какую форму имеет их тело (тела).
Большая часть шлюзовых люков использовалась для снабжения корабля электроэнергией — для получения антиматерии её требовалось огромное количество. Оликс получали её через снабжённые крошечными энергетическими порталами земные модули, парящие в вакууме перед люками. Удерживающие их на месте ионные двигатели сияли синими колючими лучами, бросая всполохи на соединяющие их с кораблём Оликс толстые жилы сверхпроводящих кораблей.
Если опустить гуманитарные соображения, покупка электроэнергии была единственной причиной контакта Оликс с Солнечной системой. Для них мы были всего лишь крохотным эпизодом в невероятном путешествии к концу Вселенной. Оликс уже посетили тысячи звёзд и посетят десятки тысяч, а может быть и миллионы в будущем, перед тем как встретятся лицом к лицу со своим Богом в Конце Времён.
Каждая звёздная система, с которой они сталкивались, являлась всего лишь остановкой для пополнения запасов между рейсами, возможностью купить (или получить в дар) местные ресурсы для ремонта «Спасения Жизни» и произвести достаточно нового антивещества, чтобы отправиться вперёд — к новым мирам.