Она вопросительно поднимает бровь.
— Данте?
Это вопрос, но, черт возьми, он идеально звучит из этих сладких, вишнево-красных губ.
— Да.
Я хватаю ее за бедра и заставляю плотнее обхватить меня ногами, приподнимая и прижимая ее к стене. Я нашел новую зависимость. Мэдисон, мать ее, Дэйнс. Хотя я не уверен, что это ее настоящее имя. Она задыхается, когда ее спина врезается в стену.
— Я хочу услышать, как ты зовешь меня по имени.
— Но это не…
Я прижимаюсь к ее губам и проникаю языком в ее рот, целуя со всем сдерживаемым желанием четырех долбаных лет. Четыре года я был безбрачным. Не хватало только, чтобы эта красавица вошла в исповедальню, чтобы все разрушить. В этом городе живет множество молодых, красивых девушек, но ни одна из них никогда не заставляла меня задуматься о том, чтобы отказаться от своих обетов.
Она застонала, когда я вогнал в нее свой твердый член, отчаянно желая избавить нас от одежды и сорвать ее вишенку прямо здесь, в частичке церкви.
— Черт, ты такая дявольски совершенна.
Глаза Мэдисон расширились, когда она посмотрела в мои.
— А что, если нас кто-нибудь застукает?
Я застонал от того, как она восхитительно невинна.
— Не волнуйся, маленькая лань. Я не буду трахать тебя прямо сейчас.
— Не будешь? — спрашивает она, звуча разочарованно. — Ох.
— А ты хотела? — вздыхаю я.
Она пожимает плечами.
— Не знаю. Я знаю, что никогда так не заводилась. — Она прижимается к моим твердым мышцам и стонет. — Ты не такой, каким должен быть священник.
— И я собираюсь сделать то, чего не должен делать священник, — пробормотал я, задирая юбку ее платья до колен и усаживая ее на стол.
— Что ты…
Я срываю с нее трусики и стону, когда вижу ее мокрую киску, примостившуюся между бедер.
— Я собираюсь попробовать. Ты не против?
Она вздрагивает.
— Да.
Она прикусывает губу и удерживает мой взгляд.
— Данте.
Я застонал, закрывая глаза, так как, когда она здесь, в таком состоянии, мое прошлое возвращается. До того как я стал священником, секс составлял огромную часть моей жизни. Пока я не изменил свои взгляды и не ушел из этой жизни. Каким-то образом эта красавица перечеркнула все тщательно продуманные планы, которые я строил с тех пор.
Даже пытаясь рассуждать сам с собой, я провожу языком между ее губами и пробую на вкус. Она слаще гребаного меда.
— Блять, малышка, — дышу я, осыпая мягкими поцелуями ее внутреннюю поверхность бедер. — Ты на вкус как грех.
— Данте, — дышит она, вцепившись пальцами в мои волосы.
Я втягиваю ее клитор в рот, заставляя ее застонать.
Ее бедра отталкиваются от стола, когда она ищет большего.
— Будь хорошей девочкой и не двигайся для меня, — требую я, наблюдая за ней между бедер.
Она посасывает нижнюю губу самым возбуждающим образом, ее нос сморщивается от удовольствия, когда я провожу языком по ее девственной киске. Мое тело находится в напряжении, я чувствую, как мой член упирается в брюки, словно хочет проделать в них дыру.
Я никогда не был так возбужден, но, возможно, дело в запретности того, что мы делаем. Прихожане еще не разошлись, когда я привел сюда свою маленькую лань. Любой может войти сюда в поисках меня, и все, что я построил, будет разрушено, но меня это не волнует.
Я ввожу палец в ее девственную киску и стону, чувствуя, как мышцы сжимаются вокруг меня. Она близко, пока я лижу и сосу ее, дразня клитор. Моя вторая рука по-прежнему крепко обхватывает ее бедро.
Она запрокидывает голову, со стоном произнося мое имя, и это заводит меня так, как ничто другое.
Я чувствую, как напряжение в ее теле нарастает по мере приближения к кульминации, и могу сказать, что она хочет кончить для меня.
Она стонет и содрогается, цепляясь за края стола, когда кончает. Мэдисон трясется так сильно, что я едва могу удержать ее на месте.
Наконец она падает на меня, и я понимаю, что нам пора отдалится, пока мы не зашли слишком далеко — пока я не сделал что-то, что может погубить нас обоих.
Она пытается дотянуться до меня, но я быстро встаю, дыхание сбивается.
— Тебе нужно уйти, — твердо говорю я. Я чертовски растерялся и мне нужна минута, чтобы подумать. Минута паузы. Я могу потерять все так чертовски быстро. Если люди из моего прошлого догонят меня, я смогу поцеловать свою милую маленькую лань на прощание.
Она не произносит ни слова, спрыгивает со стола и устремляется к двери, не оглядываясь на меня. Как только она уходит, я с тяжелым вздохом опускаюсь в свое рабочее кресло. Хаос всегда следует за мной. Я надеялся, что наконец-то разорвал темный круг после четырех лет свободы от него. Оказалось, что леопарду сложнее, чем я думал, изменить свои пятна.