Однако поговорить с Берен не получилось, потому что та была ещё более не в духе, чем обычно. У Ингрид так язык и чесался послать магессу к соседям, чтобы кто-нибудь из наёмников хорошенько повалял её, а то у неё, кажется, темперамент нерастраченный в одном месте так и свербит.
— Это ведь с тобой сюда заявилась Эарана? — вместо «здрасьте» спросила глава скинградского отделения.
— Э-э… вообще-то, она меня нанимала, чтобы я её проводила в Скинград из Коррола, — вежливо и терпеливо уточнила Ингрид, которая обычно ссориться с нужными людьми и не людьми не любила (драки в кабаках не в счёт — это же так, пар спустить).
— Понятно, — ядовито сказала Берен. — Разосралась с Тикиусом и явилась к нам. Будто без неё неприятностей мало! Один этот придурок Эртор чего стоит, который сначала призывает скампов в городе, а потом вообще пропадает непонятно куда!
— В Унылой Равнине он, наверное, — подал голос маг-имперец, рассеянно листая какую-то книгу. — Собирался туда, по крайней мере.
Берен попыталась его послать в эту самую Унылую Равнину, тот возразил, что к остроухим идиотам в няньки не нанимался. Глава отделения настаивала, маг лениво, не отрываясь от книги, отгавкивался… Ясно было, что делового разговора не получится. Ингрид помялась, повздыхала, но ушла ни с чем.
… — Возможно, и к лучшему, — пожимая плечами, сказал Мартин, вертя в руках сигильский камень. — Маги Скинграда больше сильны в Разрушении, вряд ли они оценят по достоинству такую вещь. Будешь в Корроле, покажи тамошним магам.
Он вернул ей камень и помолчал немного, разглядывая Ингрид так, словно в первый раз увидел её. А, ну да, она же умылась-причесалась, а у Гандера купила новые кожаные штаны взамен прожжённых и порванных в нескольких местах. А ещё почти новую красную льняную рубашку, чтобы не ходить по городу, особенно по «приличной», богатой его части в заношенном и плохо простиранном тряпье. Красивше от этого, конечно, не сделалась, но хоть перестала выглядеть, как разбойница с большой дороги.
— Бросил пить — принарядился, как моя матушка говаривает, — хмыкнула Ингрид. — Тебе тоже кое-что купила, а то без смены оба. А про деньги не переживай: станешь императором — вернёшь. Или прикажешь казнить за то, что хамила твоему высочеству, под зад пнула и вообще…
— Невозможный ты человек, — вздохнул он.
— Ага, — легко согласилась она. — Вот замуж никто и не берёт: ни кожи, ни рожи, зато язык что твоё помело.
— Вот стану императором, — очень похоже на неё хмыкнул он, — выдам тебя замуж. Будешь знать тогда, как пинать Септимов. Не могу никак в это поверить, — помолчав, сказал он совсем другим тоном. — Я догадывался, что настоящие мои родители… ну, не бедствуют, скажем так. Фермер, у которого я жил, то и дело получал деньги неизвестно от кого, и немалые, судя по тому, как он ко мне относился. Но что отцом моим был император… — Он тряхнул головой. — А ты говорила про отчима, но не про родного отца.
— Так его, я думаю, матушка и сама наверняка не знает, — пожимая плечами, сказала она. — Так, думает на одного типа, а он или не он — Исмир знает. Она, пока меня не родила, была такой же мародёршей. Ну, охотницей за сокровищами, если вежливо. А у нас, знаешь, каждый день как последний. Чего ж случай-то упускать, если само в руки лезет? Ещё б нашла кого посмазливее, что ли, — не удержавшись, с тяжким вздохом прибавила Ингрид. — Правда, красоткам вроде нас с нею рыться не приходится.
— Ну, что за глупости, Ингрид, — мягко проговорил Мартин. — Вполне ты привлекательно выглядишь. Не красавица, врать не буду, но не только же в красоте дело. Какой бы роковой красотке император доверил Амулет Королей? И я, как видишь, бросил бездомных, голодных, большей частью раненых и больных прихожан, чтобы пойти с тобой. Ради твоих голубеньких глазок, думаешь? Что-то в тебе есть в самом деле такое… не знаю даже, как объяснить…
— Лучше б сиськи побольше, — буркнула она, жалея уже, что не удержала, как обычно, язык за зубами и принялась жаловаться, что мордой не вышла. И кому? Мужику, будь он хоть десять раз служитель Акатоша!
— А кирасу-то как носила бы, с большими-то сиськами? — усмехнулся он. — Не влезут же.
Ингрид только злобно на него посмотрела: ещё и смеётся, сволочь. В отместку за то, что заставила его в этой кирасе жариться на солнце, что ли. «Ну, погоди, твоё высочество, — мрачно подумала она. — Поглядим, как ты у меня в лесу запоёшь…»
В лесу Мартин, как ни странно, обузой не был. На полноценного напарника не тянул, понятно, но явно приходилось ему бывать в диких местах — не раз и подолгу.
— Я не всегда был священником, — неохотно сказал он в ответ на одобрительное удивление Ингрид.
Странно светлые при таких тёмных волосах, его глаза словно бы затуманились от каких-то не слишком добрых воспоминаний, и Ингрид не стала ни о чём спрашивать. Что бы там ни говорили имперцы о служении своим богам, мало кто уходит в часовни и монастыри от хорошей жизни. Для иных это, наверное, вообще единственный способ как-то облегчить тяжкий груз на сердце — разделить его ещё на Девятерых.
Добирались так же почти без происшествий, как и с Эараной, только гоблины разок попытались обокрасть. Именно обокрасть, не напав, а подкравшись ночью к стоянке. Нацеливались воришки не на что-нибудь, а на рулеты Салмо, которые Ингрид специально попросила знаменитого пекаря подсушить в дорогу, чтобы не портились — они и в качестве сухариков были очень даже ничего. Держа за шкирку мелкое и тощее зелёное существо, намертво вцепившееся в мешок с добычей и злобно зыркающее исподлобья, Ингрид рявкнула на второго, успевшего стрекануть в кусты:
— Эй, ты! Зелёный! Иди сюда, а то шею твоему приятелю сверну!
Разбуженный её рыком, Мартин рывком сел, нашарил кинжал правой рукой, а левой как-то очень уж привычно, словно разом вспомнил слегка забытое за ненадобностью, накинул на себя магический щит. Гоблин, которого держали за шкирку, как нашкодившего кота, кажется, Мартина позабавил, хоть он и поглядывал по сторонам настороженно — гоблины поодиночке не ходят, кто же не знает?
— Золото есть? — продолжала тем временем Ингрид, безошибочно выцепив из ночных теней опасливо замершую в кустах у ручья. — Камешки? Или хоть яд хороший? Кидай сюда, отпущу твоего дружка, хвостом Исмира клянусь.
В тальниках обречённо повозились, и к костру, остро блеснув в пляшущем свете, прилетел какой-то камешек. Ингрид выдрала мешок с рулетами из скрюченных лапок и выпустила пленника. Тот рванул, пригибаясь, к спасительным кустам, явно ожидая в любой момент схлопотать огненный шар или молнию в спину. Ингрид проводила его взглядом, потом вздохнула и швырнула мешок вдогонку.
— Да жалко их, — неловко пояснила она, нашаривая неожиданный трофей. — Живут в пещерах, а там темно, грязно, сыро, жрут чуть ли не червей… пусть уж порадуются, скампы с ними. Тем более вон, изумрудом откупились. Или это хризолит? При таком свете ни хрена не понятно.
— Не любишь убивать без нужды? — спросил Мартин, ложась снова. Надо же, даже ни слова про Исмира не сказал, а Ингрид ждала чуть ли не обвинений в язычестве.
— Выносить ребёнка — девять месяцев. Вырастить, чтоб мог хоть как-то о себе позаботиться — лет двенадцать. А убить — один раз алебардой махнуть или ножом ударить, — с невесёлой усмешечкой отозвалась она. — Нежить ненавижу, какая-то она… ну, не знаю. Не должно её быть, мёртвые должны быть мёртвыми. Некромантов ещё больше ненавижу — от них мертвецам и после смерти покоя нет. А остальные… Только если деваться некуда. Если или ты, или они. А парочка мелких голодных тварей… — она махнула рукой. — Ты спи, твоё высочество, пока ещё можно. Ещё часа полтора есть, пока светать не начнёт.
«Рассвет разгорается», — откуда-то всплыло в её памяти. Она никак не могла вспомнить, где и когда эти слова слышала, но почему-то они её тревожили.
А ещё её неотступно преследовало чувство, что они безнадёжно опаздывают. Так что рассвет ещё толком не разгорелся, когда она начала седлать лошадь Мартина и собирать понемногу вещи, чтобы навьючить свою.