Троих они потеряли, ещё даже не добравшись до башни: броня у здешних стражников явно была пожиже, оружие и выучка похуже, зелий в обрез, свитков не имелось вовсе, а бравильский капитан в мыслях не имел совать свою голову к даэдра в пасть. И вообще, Ингрид показалось, что закрывать портал в Обливион отправили тех, кого капитан за что-то невзлюбил и от кого надеялся таким образом избавиться. Тащить с собой тела павших было невозможно, самим бы как-нибудь к сигильской башне прорваться — пришлось сбросить погибших в лавовое озеро, чтобы не достались скампам на забаву. Боевой дух это, понятно, поднять не могло.
Ещё один был убит в самой башне. Четверо ранены, один — очень тяжело, Ингрид пришлось потратить на него свой свиток, чтобы просто дотащить мужика до сигильского камня живым. Досталось и Маглиру, не зря он так долго сомневался, стоит ли ему лезть в преисподнюю. Ингрид перевязала эльфа, залила его зельями по самые уши и погрузила на Мазогу со словами: «Я тебе велела его прикрывать. Не справилась — тащи теперь на себе». Та, угрызаясь сознанием свой никчёмности, ни слова в ответ не возразила. Она вообще здорово растеряла заносчивость и нахальство, пройдя сквозь огненное кольцо. Драться-то она умела неплохо, кто-то учил её на совесть. Только вот все эти драки были именно учебными, без риска умереть или покалечиться всерьёз, и орчанка шла через Мёртвые Земли с видом: «Я сплю, я сплю… Мне это снится, этого не может быть на самом деле…» Хотя это не мешало ей с рычанием бросаться на кланфиров и дремор: кровь — не водица, а уж орочья бешеная кровушка…
Всю свою долю из полученной тысячи Ингрид поделила на пять частей — семьям погибших и тому парню, который лежал в лазарете, не приходя в себя (она не без оснований полагала, что за полсотни септимов лечить раненого и ухаживать за ним станут гораздо лучше, чем просто потому, что он городской стражник).
— Это же мне в башку стукнуло закрывать Врата, — мрачно сказала она. — Не так уж они и мешали. Ну, стоят, горят, народ пугают… скамп-другой выскочит иногда — мужики бы справлялись понемногу, а меня дёрнуло туда сунуться… Ты пей, пей, — сказала она Мазоге, у которой глаза уже и так разъезжались в разные стороны независимо один от другого. — Так, чтоб под стол свалиться и забыть обо всём.
— Идиотка нордская, — проворчала Эарана. Она полезла за кошельком, где лежала её часть награды, и высыпала на стол кучку монет. Несколько усато-хвостатых посетителей за соседними столами заинтересованно обернулись на звон, но магичка ласково улыбнулась и засветила в руках небольшой огненный шарик. Хаджиты немедленно сделали вид, что просто хотели узнать, в чём дело, а Ингрид проворчала:
— И кто из нас идиотка? Деньгами на виду у всех трясти… Это в Бруме нас горожане на радостях напоили до поросячьего визга. А в этом гнилом городишке того гляди зарежут в благодарность.
— Запросто, — согласилась Эарана и, не считая, подтолкнула деньги к напарнице. — Держи, бестолочь. У нас ещё сигильский камень есть.
— Два, — поправила Ингрид. — Тот, из Брумы, я не продавала. Вот доберёмся до Коррола, попрошу Флориуса зачаровать тебе куртку, а лесовику лук, чтобы нежить мог отстреливать без всякого серебра. Как думаешь, лучше на огонь или на молнии?
— На молнии, конечно, — Эарана подлила вина всем троим (Маглир лежал в снятой на четверых комнате и страдал так показательно, что боевые подруги подло бросили его на попечение храмовой сиделки, а сами сбежали запивать обливионские кошмары). — Я так полагаю, даэдра теперь будут шастать по Сиродиилу, как у себя дома, а огонь на них почти не действует, я была неправа. Вернее, нужен мой огненный шар, чтобы поджарить задницу скампу. От рядового зачарованного лука особого урона ни скампы, ни дреморы не получат. А мне не куртку, мне лучше медальон. Надо подыскать что-нибудь серебряное, и помассивнее. Чтобы цепь в палец толщиной и подвеска с блюдце. А камни какие угодно дешёвые и простые, но чистые.
— В «Красном алмазе» посмотрим, всё равно в столицу надо будет заехать.
— Зачем?
— Пойдём отсюда через Веньяндавик, — пояснила Ингрид. Деньги она небрежно смахнула в такой же, как у Эараны, замшевый кошелёк с вышитой бисером монограммой — какие-то поклонницы в Бруме постарались. — Если Умбакано прав, там должен быть ещё один Предок. Вот мелкого подлечим и пойдём.
— А ммне с ваммможна? — изо всех сил упираясь руками в столешницу, чтобы не свалиться под стол, как ей советовали, спросила Мазога. — Я больш нне… не подвду, вот! Слово!
Ингрид вздохнула. Кроме того, что Мазога честно (и молча!) пёрла на закорках раненого эльфа, она ещё и здорово выручила саму норду: в замке, прямо во время получения награды от графа, на Ингрид с воплем: “Меня ждёт рай!” — напал какой-то псих в призванной броне Мифического Рассвета. Оружие авантюристы сдали на входе в тронный зал, а Эарану стражники заставили выпить какое-то зелье (она только кривенько усмехнулась и спросила десятника: «Вы полагаете, в этом есть смысл? После Мёртвых Земель?» — зелье, надо думать, лишало на время магических сил, а их у эльфы точно должно было остаться с гулькин нос, после Мёртвых-то Земель). В общем, стража позорно прохлопала нападение, Ингрид была в расстроенных чувствах и потому тоже не сразу сообразила, что к чему, зато Мазога, не растерявшись, сдёрнула с руки орихалковую перчатку и с немалой силой метнула её точно злоумышленнику в лоб. Всё-таки призванные доспехи только выглядят как даэдрические, защищают они гораздо хуже, и стражникам осталось только подобрать оглушённого поклонника лорда Дагона.
— Проспишься, тогда и поговорим, — буркнула Ингрид.
Она обвела долгим взглядом зал «Серебряного-Дома-на-Воде». Драться не хотелось, пить тоже больше не хотелось. Хотелось, чтобы кто-нибудь пожалел и утешил. Только вот единственным, кто додумался, что здоровенной нордской лосихе тоже иногда надо поплакаться, был Мартин. А он был далеко, и вообще… у него теперь у самого сколько угодно имелось поводов поплакать. Не хватало ещё ему жаловаться на собственную дурость.
Встречаясь глазами с Героиней Кватча, Брумы, а теперь и Бравила, народ салютовал ей кружками и стаканами. Ингрид кивала в ответ, вымученно скалясь в приветливой улыбке. Может, найдётся какой-нибудь тип, который захочет похвастать, что повалялся с той самой Алебардой? Она уже и на такого хвастуна согласилась бы. Но никому, похоже, и в голову не приходило, будто бесстрашная героиня имеет какие-то желания, кроме как выпить и закусить. И даже на выпивку девушкам никто не раскошелился, только Гилгондорин принёс по бутылке от братьев Сурили за счёт заведения. Паршивый городишко этот Бравил. Во всех отношениях гнилой. Вонючий, как бедная река, в которую сливается всё местное дерьмо. И стоило тащить стражников за собой в Обливион, чтобы четверых из десятка оставить там — ради вот этих? Ингрид вполне могла сама заплатить за себя в любом заведении, теперь — хоть в «Короле и Королеве», но само отношение бравильцев к людям, не побоявшимся ради них сунуться в ад, поражало. Особенно в сравнении с Брумой.
***
— Ага, — сказала Эарана и решительно двинулась к айлейдскому колодцу. — Очень кстати.
Маглир негромко фыркнул, и Ингрид, кажется, догадывалась, над чем: это простецкое «ага» высокая эльфа могла подцепить только у одного человека. Мазога непонимающе посмотрела на обоих, но Ингрид только головой мотнула. Потом, не до того пока.
Она всё ещё не была уверена, стоило ли брать с собой орчанку. Той объяснили, что разорение айлейдских руин на рыцарский подвиг никак не тянет. Скорее уж, это мародёрство в чистом виде. Мазога подумала немного и сказала, что оставлять боевых товарищей, один из которых толком не поправился после ранения — это точно не по-рыцарски, и опять попросилась в команду. Ну, хоть посмотреть, какие они из себя, эти айлейдские руины. Эарана фыркала, Маглир, не забывший, ни как с комфортом ехал через Сигиллум на орочьей спине, ни как свалил на Мазогу заботу о лошадях, высказывался за то, чтобы так и быть, взять «жабку клыкастую». Ингрид подумала, что босмер в самом деле ещё не поправился по-настоящему, и сказала: «Ладно, до столицы ты с нами, а там не знаю. Ничего пока не могу сказать». Мазога, кажется, и тому была рада. Исмир знает, кто её растил — кто-то не бедный точно, если судить по доспехам и по тому, как её научили управляться с мечом. Однако возвращаться ей, похоже, было не к кому — очень уж у неё взгляд был растерянный и обиженный, когда Эарана бросила: «Ну, что ты за нами таскаешься? Пойти больше некуда?» Другом ли был ей тот, за кого она собиралась мстить? Может, кто-то вроде приёмного отца?