— А кто был твой отец? — неожиданно спросила Эарана. — Ты говорила про отчима и про брата. А отец?
Ингрид пожала плечами.
— Пока отчим был жив, мать вообще про отца молчала. Я, в общем, только лет в семь или восемь узнала, что отец у меня не родной. Мне же и двух не было, когда они поженились, и он всегда меня… ну, не знаю, любил ли, но точно разницы между нами со Свеном не делал. Вроде как оба его дети. Хороший был мужик, прими Шор его душу. А отец… не знаю. Мать говорила, что не из простых, но ни имени настоящего, никаких подробностей не называла. Он их команду для чего-то нанимал, когда она уже собиралась завязывать с мародёрством, даже трактир присмотрела. Так что… какая разница-то? Растил меня Гунмар Одноглазый, он и драться учил — матушка мне своей судьбы не хотела, вечно ругалась, когда на заднем дворе с топором заставала.
— Разница? — задумчиво переспросила Эарана. — Наверное, никакой. Но графиня, как ты говоришь, помянула в разговоре то ли кого-то из Девяти, то ли Нереварина…
— Нереварина помянула я, — отмахнулась Ингрид. — А мужик, который про меня и знать не знает, при чём тут вообще? Или, скажешь, Исмир матушку мою посетил под видом простого или непростого норда?
— Ну, не зря же ты без конца его просишь о помощи и защите? И, как я посмотрю, он тебе ещё ни разу не отказал.
Ингрид фыркнула, Эарана чему-то усмехнулась, и норда тогда только сообразила, что подцепила это фырканье у эльфы точно так же, как та у неё — просторечное «ага».
— Кое-кто считает, что Исмир, Дракон Севера, — проговорила Ингрид, подражая интонациям старичка-учёного, храни его все боги Нирна, если ещё жив, — это просто титул. Доподлинно известно, что его в разное время носили Пелинал Вайтстрейк, Вульфхарт и Хьялти Раннебородый. Тот, что позже вроде как стал богом Талосом. Ты как полагаешь, который из троих больше годится мне в отцы?
— Не Пелинал точно, — усмехнулась Эарана. — Припадков безумной ярости я за тобой не помню, как и склонности к бессмысленной… да даже осмысленной жестокости. Хьялти Раннебородый, если верить «Арктурианской ереси», тоже был… тот ещё подарочек. Очевидно, матушке твоей являлось очередное воплощение Вульфхарта? Правда, он очень не любил эльфов, а ты нас с Маглиром как-то слишком легко терпишь. Времена, видимо, изменились. Или отчим у тебя был настолько разумный и практичный человек, что сумел внушить тебе правильное отношение к другим расам, несмотря на кровь Исмира?
— Что за кровь Исмира? — Мазога не имела привычки ни стучать, ни просто спрашивать, не помешала ли. Влезать в чужие разговоры она тоже никогда не стеснялась — за что её и в Имперском городе, и по дороге из столицы в Коррол уже пытались разок-другой поколотить.
— А это Эарана думает, что к моей матушке Дракон Севера прилетал, — буркнула Ингрид.
— Ты, когда злишься, рычишь так, — тут же отозвалась орчанка, — что легко верится. А когда мой меч зачаруют?
— Тогда же, когда лук Маглиру. И доспехи для всех. — Гильдейские маги, понятно, графине не подчинялись, но и ссориться с нею не хотели, поэтому взялись зачаровать всё, даже вещи Эараны. Правда, Кассия Валга всего лишь убедила Тикиуса и Флориуса взяться за заказ, а оплачивать его пришлось самим авантюристам. Ингрид отдала за это два сигильских и один камень Варлы, а ещё пообещала очередной сигильский камень, все, какие удастся собрать, ингредиенты и «мало ли что попадётся интересное» тоже. Проглотив так и рвавшееся с языка: «Так, может, схоʼдите с нами и сами посмоʼтрите, что вам там интересно? Эарана вон идёт».
Вообще-то, в Коррол они приехали, чтобы зачаровать вещи, купить продовольствие и зелья-свитки, а потом спешно, пока коловианская осень не превратилась в коловианскую же, весьма суровую по сиродиильским меркам, зиму, отправляться в Моранду. Вместо этого они уже неделю торчали в городе, ожидая, когда капитан Биттнелд Проклинающий решит, что его отряд готов прикрывать четверых самоубийц в их вылазке за сигильским камнем. Его серьёзное отношение к делу радовало, конечно, но Ингрид уже хотелось либо закрыть эти скамповы Врата, либо сдохнуть наконец. «А интересно, — подумала она, — если геройски сдохнуть в плане Обливиона, душа останется там или всё-таки отправится туда, где ей место по заслугам? Вот мою душу как Мерунес Дагон с Шором будут делить? Спросить жрецов, что ли? Жалко, тут часовня Стендарра, не Аркея — кому лучше знать о посмертии, как не жрецам бога рождений и смерти, погребений и похоронных обрядов?»
***
— Противоположность крови даэдра — кровь божества.
Ингрид подозрительно посмотрела на Мартина.
— Опять ваши мажеские загадки, твоё высочество? — спросила она.
— Да если бы мои! — с досадой сказал он.
Уже прошла Самая Длинная Ночь, и морозы стояли такие, что Ингрид даже не пыталась вытащить Мартина проветриться, хоть цветом лица он опять догонял Мазогу. Которую, кстати, Ингрид без стеснения натыкала носом в настоящих рыцарей: «Смотри, бестолочь, откуда звание „сэр“ берётся», — прислуги в храме Повелителя Облаков не было, и всю работу выполняли сами Клинки. Грязную и тяжёлую — рекруты, остальную — у кого оставались силы и время. Мазога насупилась, но в очередной раз смолчала. Походы за сигильскими камнями вообще действовали на неё благотворно. А с женщинами-Клинками она неожиданно поладила быстрее и сошлась теснее, чем сама Ингрид. Ну… по крайней мере, не мыкалась без дела, пока Эарана пропадала в библиотеке в компании принца-бастарда: орчанка на пару с Маглиром не вылезала из подвала, куда Клинки из-за холодов перенесли свои тренировки.
А Мартину с Эараной Ингрид даже поесть то и дело приносила в библиотеку, потому что иначе двое этих учёных ослов просто сидели бы голодными, не желая прерываться на поход в трапезную. Аккуратно расчистив уголок стола, то есть, сдвинув с него стопки книг и ворох свитков, Ингрид в очередной раз приткнула на этот уголок две миски и ковригу. Подумав, что готовят Клинки, похоже, по очереди, потому что еда у них вся такая… походная: каши, похлёбки, рагу у кого-то получалось неплохое, но никаких изысков, а временами просто едва съедобно. Это Эарана без стеснения посылала рекрутов в город за орешками и сладкими рулетами (а Мартин с рассеянным видом тянулся к её тарелке, не переставая листать пожелтевшие тома — кажется, бесконечные каши и ему поднадоели); самой Ингрид и жалко было мальчишек гонять по морозу, и вообще неловко как-то. Но тарелку со сладкими крошками и обломками глазури она взяла со стола и принялась поклёвывать остатки лакомства, пока Мартин и Эарана тоскливо вздыхали над бобовой похлёбкой.
— Кровь даэдра, как мы с тобой поняли, — сказала Эарана, — означала часть сущности, заключённую Принцами в некие предметы. Но боги не создавали артефактов. Разве что принять за бога орочьего господина Малаката? Я слышала про его святилище где-то на Золотом Берегу.
— Этак и Азуру можно объявить божеством тёмных эльфов, — возразил Мартин. В библиотеке было нежарко, обед эта парочка пропустила, а сладкие рулеты способны ненадолго отбить аппетит, но не насытить всерьёз, поэтому горячую похлёбку оба ели торопливо и жадно, хоть и кривились при этом. — Звезда Азуры от этого не перестанет быть даэдрическим артефактом, как и Волендранг.
Ингрид развернула стул, стоящий за соседним столом, так, чтобы сесть лицом к спорщикам, и пристроила тарелку с крошками у себя на коленях. Никаких светлых мыслей, о которых её с надеждой спросил Мартин, у неё в голове не было. Кровь божеств… Какая у них может быть кровь? Они же боги, бессмертные… вроде бы. Хотя того же Лорхана эльфийский Аури-Эль победил и вырвал ему сердце. Или не сам Аури-Эль, а какой-то его рыцарь? Об этом было занятно читать и слушать, но всерьёз интересоваться такими вещами Ингрид никогда бы в голову не пришло — и это на её-то светлые мысли по поводу крови божеств рассчитывал священник Акатоша?
Она всё-таки припомнила эту историю, хотя была уверена, что Эарана или расфыркается, или посмеётся над неотёсанной деревенщиной, лезущей поразмышлять о богах и их деяниях.