Спасение принцесс
Там, где мы любим друг друга и рассказываем друг другу истории и сказки. Страшные истории и страшные сказки. Там, где мы смотрим, друг другу в глаза и молчим, где таинственно понижаем голос и замираем, и звонко высказываем миру и себе фразы. Красивые фразы, но страшные. Страшные истории. И сказки. Там, где колышется от сдвигаемого словами воздуха занавеска фургона, где темнота прижимает свое любопытство к костру, где таинственно мерцают немногочисленные светляки и арии, и звезды, и холодно. Где поскрипывает снег и всхлипывает мокрая, вязкая глина под ногой неосторожного, случайного, торопливого путника, где ходят неведомо кто и заливаются пустой брехливостью замерзшие и голодные, и оглашают воплями мягкие мысли и сумасшедшие, где на каждое Ау всегда находится свое Я и Здесь, и, часто, громко и устрашающе выкрикивают Ты-ы и пошел ты-ы, и воют во тьму, и кричат, и молчат так, так надрывно, так умоляюще, так - чтобы иметь возможность во весь голос проорать Что Ты-ы Ска-а-зал? Или плюнуть в костер, или задуматься и плюнуть. Все это там.
<…Сучья потрескивали, языки огня плясали, подпрыгивали, отрывались и взлетали, выстреливали вверх и исчезали сгорающие там, в темноте угольки. Две деревянные колоды, положенные друг на друга, поддерживали огонь, медленно отдавая накопленный внутренний жар, отдавали теплом и светом свою прожитую жизнь. А вокруг костра наливалась, сгущалась темнота ночи, переливался мрак, отделенный четкой кромкой от тепла и света, кромешный и непроницаемый. И вокруг этого тепла, спиной к мраку сидят люди и всматриваются в огонь, в пляшущие лепестки костра, в искры, улетающие во тьму, превращающиеся там, в вышине, в звезды и дыхание ветра.
- Санъ, Сааанъ. Ээй, вернись к нам. На. Твои товарищи тебе хлеба поджарили. Ой, не могу! Опять ты улетел, да? Слышь, у нашего Санъа - морда такая же, как у тех придурков, что его слушают, там, на площади, раскрыв варежку. Хахахы… Ну, вот, один в один. Слышь, Санъ, опять одию сочиняешь? Или санънет? Давай, жри, пока горячее. Чё смотришь? Не знаешь, как это есть? Молча, Санъ, молча. За папочку, хы, за мА-мочку, на - промокни губы. От и молодец. Ты – молодец. Санъ, а, Санъ, а ты, когда все это выдумываешь, то, что выдумываешь, что себе представляешь? Ну, там, как ты девку раскручиваешь на эт самое или как вдуваешь ей эта самое?
- Придурок ты, Рябой. Как есть – придурок. Сколько тебя учили добрые люди, а все одно. Не в прок. Это у тебя в голове, кроме этого самого ничего нет больше. Знаешь, Рябой, что тебя спасает?
- Что?
- То, что ты рассмешить можешь даже беременного медведя до того, как он до тебя доберется, чтобы дать тебе, по твоей бестолковке. Тем более, что это безопасно почти.
- Что безопасно?
- А не забрызгает никого, ибо - мозга в этой твоей бестолковке – смех один.
- Хыхы, хыхы, - сами вы, - а я, я - может понять хочу – каково это жить, когда в голове у тебя, вот, такие вот истории о прынцесках, трубадурах, драконов, что Сань рассказывает, гнездятся. Они ж, падлы такие, так и кишат, так и кишат. Чисто кубло змеевое… >
А здесь, здесь, где тепло укутывается в одеяло, где страшно, но так сладко, где живут истории про нас и сказки, про то, чего никогда не было. Но тоже про нас. Про таких же, как мы. Как мы – смелых и бесстрашных, веселых и смешных, открытых и ловких. Про тех, кто готов замерзнуть насмерть в фургоне, питаться сухарями, выть с ветром, чтобы иметь возможность объездить весь мир и всему миру рассказать о Счастье, о Чуде, о Волшебстве. Здесь, где нам так тепло и уютно, что не страшно. Ни жить, ни умирать, а только, замирая от предвкушения и вытягиваясь во всю свою длину, сжиматься в комок внутреннего страха и, вытирая потные ладони, поблескивать глазами, в которых сна нет, но есть…
<…
- А ты прынцесс - то встречал? Разговаривал с ними? Ну, вот, как мы сейчас сидим, разговариваем, а, Санъ?
- Встречал.
- И какие они? Красивые, наверное. Да? Санъ. Воздушные такие все из себя, платьица такие, да? волосики колечками, ручки такие – нежные, да? шейка в струночку…
- Нет, Рябой, они такие же, как мы, как ты.
- Как я? Да зачем они такие нужны? Как я. Нет, таких, как я, прынцэссок не бывает. Ведь не бывает? Ни груди, ни жопы. Как так?
Санъ изобразил подбородком что – то похожее на некую форму утвердительно отрицательного жеста и снова погрузился… >
… любопытство и желание. Мы, легко и непринужденно, обдуриваем жадных и противных, жирных и глупых жителей Горы, всех этих властолюбивых и спесивых господ. Мы, смело кидаемся в бой и умело бьемся сразу с десятком разбойников, чтобы спасти несчастную, несносную и белогривую, которая плачет от злости на свою беспомощность и ждет помощи, чтобы окатить спасителя своей холодностью, спесивостью и невоспитанностью. Ее всегда воспитывают неправильно, покупают игрушки и лошадей, наряжают и выгуливают, отсюда и все беды. Ее беды. Она этого не знает. Мы это знаем, заранее знаем и прощаем ее. Мы ей расскажем и покажем представление. Для всех вас. Для всех людей. Здесь и говорить не о чем.
Только показывать. Дурная кровь, дурное воспитание, но спасать все равно надо. Мы ее спасем. А в темноте скрипит снег, выкрикивают глупости, таинственно мерцают и прижимаются к костру, к его танцующему теплу, к теплому боку товарища.