Подъем шел гладко. Но вдруг я почувствовал, что веревка поехала. Штукатурка, державшая большой камень, за который я зацепился кошкой, явно ослабла, и я увидел, что камень восемнадцать дюймов в длину и в фут толщиной вдруг зашатался и вылез из кладки.
Потом мы оба, я и камень, полетели вниз. Я не хвастаюсь, когда говорю, что для меня нипочем падение с высоты двадцать пять футов на землю, но, хотя я и впрямь отлично умею падать, радоваться тут нечему. Радоваться имеют право те, кто не падает.
Но это падение оказалось не из легких. Я не мог упасть на спину, потому как у меня был рюкзачок, а в нем много всякой всячины. Кроме того, мне вовсе ни к чему было, чтобы на меня упал еще и здоровенный камень, поэтому пришлось отбиваться от него всеми силами. Это было мое последнее воспоминание о падении. Когда я открыл глаза, то дрожал, словно кот в морозильнике. Только мое левое плечо горело огнем. Камень валялся в ярде от меня, и он меня не ушиб. И на спину я тоже, вопреки опасениям, не приземлился. Зато я вывихнул себе левое плечо. Когда я сел и стал его ощупывать, то сразу нашел то место, где сустав вышел из паза.
Большая удача...
Я кое-как встал и оперся на стену здоровым плечом, обдумывая ситуацию. В некоторых кругах мое имя полюбуется уважением. Трудно сказать почему. Лично я глубоко убежден в том, что Гарвин из тех, кто мог бы с помощью протекции кое-как добиться звания сумасшедшего.
Я ничего не мог поделать с проклятым плечом, по крайней мере без посторонней помощи, а потому стоял и баюкал боль, завернув ее в черное бархатное покрывало, чтобы она там уснула и больше не терзала меня. Это один из того миллиона приемов, которым я обязан Принцессе. Ну, конечно, за час или за день этой премудрости не научишься. В пустыне Тар, к северу от Джодпура, например, жил старик Сиваджи, который уверял, что ему сто двадцать семь лет. Он явно сочинял, потому как было ему никак не меньше ста пятидесяти. В свое время Принцесса отправила меня к нему на стажировку, и я провел у него два самых чудных месяца в жизни - и научился разным полезным штучкам.
Когда боль наконец забылась сном, я продвинулся еще немного по стене и забросил кошку. На этот раз я повисел на веревке минут пять и лишь потом начал подниматься. Нет ничего приятного в подъеме с помощью одной руки и двух ног, но это, похоже, вполне осуществимо, потому что лично мне удалось забраться на стену. Затем я перекинул веревку вниз и стал спускаться.
Две минуты спустя я подкрался к окну в западной части замка, в котором горел свет. Занавеси не были задернуты, и я заглянул внутрь. Я увидел камин, который горел вовсю, и пятерых парней. Четверо сидели за столом и резались в карты. На столе были пепельницы, полные окурков, и полупустые стаканы. Пятый был Родель. Он сидел в кресле-каталке с бокалом бренди в руке и смотрел на огонь. Колени его были накрыты пледом. Я помнил его крупным мужчиной с жестким темным лицом. Он и сейчас сохранил свои габариты, но лицо его пожелтело, а кроме того, сильно исхудало. Казалось, изнутри его разъедала какая-то ржавчина. Скорее всего, так оно и было.
Остальные соответствовали моим ожиданиям - нечто вроде Фитча. Такие ребята обходятся недешево, но у Роделя подобные траты окупаются. Меня не удивило, что в столь поздний час они не спят, а играют в карты.
Родель всегда был совой.
За оконным стеклом имелась решетка с частыми прутьями. Она не отличалась новизной, и я решил, что такие же решетки поставлены и на всех прочих окнах первого этажа, чтобы не забрались воры, когда в замке никто не живет. Я проверил свои догадки на прочих окнах и убедился в своей правоте. Возможно, верхние окна не имели таких украшений, но, прежде чем начать восхождение, я решил еще разок заглянуть в освещенное окно.
К этому времени один из четверки принес и поставил на стол тарелки и большое блюдо с сандвичами. Родель не пошевелился в своем кресле и не стал ничего есть, зато остальные набросились на жратву. Затем дверь открылась, и появился еще один тип, толкая Принцессу пистолетом в спину.
В животе у меня забилась какая-то рыбина. Руки Принцесса держала за спиной, на ней был свитер и брюки, в которых она обычно ездит верхом у себя в Бенилдоне. Волосы растрепаны, на лице синяк, но в остальном все было в порядке. Она вошла невозмутимая, словно манекенщица на показе мод, и даже в этой своей одежде выглядела так, словно сошла со страниц журнала "Вог". Вообще-то она не такая уж высокая, но мне показалось, что она на голову выше всех, кто собрался в той комнате.
У меня немножко защемило в горле - так всегда бывает, когда я снова вижу ее после разлуки. Новый тип толкнул ее к стулу стола. Когда она повернулась, чтобы сесть, я увидел, что запястья у нее связаны проволокой. Колючей проволокой. Я увидел кровь на свитере и руках.
Я судорожно сглотнул, запихивая ненависть подальше, но сделал зарубку, чтобы потом включить в счет и это. Перед ней поставили тарелку с большим сандвичем, и тот, кто привел ее, что-то произнес. Впервые за это время Родель зашевелился. Он обернулся, чтобы посмотреть, как пленница будет есть. Он охотник до таких зрелищ. Его забавляло, что Модести Блейз у него в гостях и ест, как собака. Но я отнесся к этому спокойно, потому что знал: Принцессу это не слишком огорчает. Еда - источник энергии, а это куда важнее, чем гордость, особенно когда ты в таком положении.
Она наклонилась и укусила сандвич. Я решил, что сейчас, пожалуй, самое время попытать счастья с верхними окнами. Если удастся забраться внутрь, а потом тихо спуститься, то, глядишь, я узнаю, куда ее отведут после еды. Раз она не одурманена наркотиками, есть смысл поскорее освободить ее от колючей проволоки, а потом уж и потеху начать.
Мое мнение о Гарвине отнюдь не изменил к лучшему тот факт, что этот остолоп забыл положить в сумку кусачки. Стало быть, понадобятся лишние секунды на распутывание проволоки.