— Тогда вы дали ему шанс, — произнес Магнус.
За сплетнями о вампирах ходить к феям, за сплетнями о феях — к оборотням, и не сплетничать о вампирах, иначе они укусят тебя за лицо — таков был девиз Магнуса.
Ему довелось знать одну фею, которая работала в ночном клубе Лу Уолтерса «Латинский Квартал», в захудалой и голой части Таймс-сквер. Раз или два Магнус приходил сюда к Мэй Уэст и замечал хористку, фейские крылья и аметистово-бледную кожу которой закрывали чары. С тех пор они с Ивел дружили — насколько можно дружить с дамой, которая нужна только для информации.
Она сидела на ступенях, уже в костюме. Виднелось большое количество бледно-лиловой плоти.
— Я пришел, чтобы поговорить с феей о вампире, — низким голосом произнес он, и она рассмеялась.
Магнус не мог засмеяться в ответ. Он чувствовал, что еще не скоро сможет избавиться от воспоминания лица Гваделупе, когда та цеплялась за его руку.
— Я ищу мальчика. Человека. Скорее всего, его забрал один из кланов Испанского Гарлема.
Ивел пожала плечами — изящное и плавное движение.
— Ты же знаешь вампиров. Это мог быть кто угодно из них.
Магнус замешкался, а потом добавил:
— Дело в том, что вампиру нравятся очень молодые.
— В таком случае… — Ивел захлопала своими крыльями. Даже самому бесчувственному представителю Нижнего мира не нравится мысль об охоте за детьми. — Возможно, я что-то слышала о Луисе Карнштайне.
Магнус жестом показал, чтобы она продолжала, облокотившись и сдвинув шляпу назад, чтобы фея могла говорить ему на ухо.
— До сего момента он жил в Венгрии. Он стар и могущественен, вот почему леди Камилла радушно приняла его. И у него есть особое пристрастие к детям. Он считает, что их кровь чистейшая и самая сладкая, как и то, что молодая плоть самая нежная. Из Венгрии его изгнали смертные, которые нашли его логово… которые нашли в нем всех детей.
Спасти Рафаэля, подумал Магнус. Эта задача казалась все более и более невыполнимой.
Ивел смотрела на него, ее огромные овальные глаза излучали слабый блеск беспокойства. А беспокойство фей — время паниковать.
— Сделай это, маг, — сказала она. — Ты знаешь, что сделают Сумеречные охотники, если узнают о ком-то подобном. Если Карнштайн проворачивает свои старые трюки в нашем городе, то не поздоровится нам всем. Нефилимы будут убивать каждого вампира, которого увидят. Сначала будут клинки серафимов, а потом — вопросы ко всем остальным.
Магнусу не хотелось приближаться к отелю Дюморт, если можно было этого избежать. Он был ветхим и тревожным, он таил в себе плохие воспоминания, а также время от времени удерживал его бывшую погибельную любовь.
Но сегодня, похоже, отель был его неизбежным местом назначения.
Солнце обжигало небо, но это ненадолго. Если Магнусу придется сражаться с вампирами, то он сделает это, когда они будут слабее всего.
Отель Дюморт был по-прежнему красив, но и всего лишь, думал Магнус, пока заходил внутрь. Он был похоронен временем, толстые пучки паутин образовывали занавес на каждой арке. С двадцатых годов вампиры считали его своей частной собственностью и собирались там. Магнус никогда не спрашивал, каким образом Камилла и вампиры были причастны к трагедии 1920-х годов, или какое право теперь имели на это здание. Возможно, вампиры просто наслаждались очарованием этого места, которое было декадентским и заброшенным. Никто больше к нему не приближался. Смертные шептались, что в нем обитали привидения.
Магнус не терял надежды, что смертные вернутся, заявят о своих правах, восстановят его и будут преследовать вампиров. Это так сильно разозлит Камиллу.
Через вестибюль к Магнусу поспешила молодая вампирша, цвета ее красно-зеленого платья чеонгсам[2] и крашеные хной волосы ярко выделялись в сером мраке.
— Тебе здесь не рады, маг! — сказала она.
— Разве? Ах, Боже мой, что за дружеская бестактность. Приношу свои извинения. Прежде чем я уйду, могу я кое о чем спросить? Что ты можешь мне рассказать о Луисе Карнштайне? — быстро спросил Магнус. — И детях, которых он приводил в отель и убивал?
Девушка отпрянула, как будто Магнус размахивал у нее перед лицом крестом.
— Он здесь гость, — низким голосом произнесла она. — И леди Камилла сказала нам выказывать ему честь. Мы не знали.
— Нет? — спросил Магнус, и недоверчивость окрасила его голос, как капля крови воду.
Конечно, вампиры в Нью-Йорке были осторожны. Человеческая кровь проливалась по минимуму, а любые «несчастные случаи» быстро заминались под носом у Сумеречных охотников. Хотя Магнус мог с легкостью поверить, что если у Камиллы и была причина угодить гостю, то она позволит ему скрыться с места преступления. Она сделает это так же легко, как обеспечила гостю роскошную обстановку: серебро, бархат и человеческие жизни.
И Магнус ни на секунду не поверил, что если Луис Карнштайн хоть раз принес домой сочные кусочки, взяв всю вину на себя, но будучи готовым поделиться кровью, то они не пировали. Он посмотрел на хрупкую девушку и задался вопросом, как много людей она убила.
— Ты бы предпочла, — очень нежно проговорил он, — чтобы я ушел и вернулся с нефилимом?
Нефилим — гроза всех чудовищ и тех, кто мог бы быть чудовищем. Магнус был уверен, что эта девушка могла бы быть чудовищем. Он знал, что и сам он мог бы быть чудовищем.
Но он знал и еще кое-что. Он не собирался оставлять парнишку в логове чудовища.
Глаза девушки расширились.
— Ты Магнус Бейн, — сказала она.
— Да, — ответил Магнус. Порой хорошо, что тебя узнают.
— Тела наверху. В голубой комнате. Ему нравится с ними играть… после.
Она вздрогнула и отошла с дороги, исчезнув в тени.
Магнус расправил плечи. Он предположил, что их разговор подслушивали, раз ему не был брошен вызов, и не появились другие вампиры, когда он поднимался по винтовой лестнице, ее золото и пурпур терялись под серым ковром, но форма оставалась нетронутой. Он поднимался все выше и выше к номерам, где, как ему было известно, вампирский клан Нью-Йорка развлекали своих уважаемых гостей.
Достаточно легко он нашел голубую комнату: она была самой большой и, наверно, самой роскошной из всех номеров отеля. Если бы это место по-прежнему было отелем в нормальном смысле этого слова, то гостям в этих кварталах пришлось бы понести значительные убытки. В потолке была пробита дыра. Сводчатый потолок был выкрашен в бледно-голубой, цвет яйца дрозда, нежно-голубой, каким по представлению художников должно быть летнее небо.
Настоящее летнее небо виднелось в дыре на потолке, неумолимо пылая белым, такое же безжалостное, как одолевающий Карнштайна голод, горящее так ярко, как факел в руках того, кто собирается встретиться лицом к лицу с чудовищем.
Магнус увидел по всему полу пыль, скопление которой не было простым результатом времени. Он увидел пыль и тела: сгорбленные, разбросанные в стороны как тряпичные куклы, растянувшиеся как раздавленные на полу и стенах пауки. В такой смерти не было никакого изящества.
Среди них были тела подростков, которые стремились к бесстрашной охоте на хищника, преследующего их улицы, которые невинно полагали, что добро восторжествует. Но были и другие тела, более старые и принадлежащие детям помладше. Детям, которых Луис Карнштайн похищал на улицах Рафаэля Сантьяго, убивал и удерживал.
Этих детей нельзя было спасти, подумал Магнус. В этой комнате не было ничего, кроме крови и смерти, эха страха, потери всякой возможности на спасение.
Луис Карнштайн был безумен. Такое иногда происходило с возрастом и с отдалением от человечества. Магнус видел, как такое случилось с другим магом тридцать лет назад.
Магнус надеялся, что если когда-нибудь он и сам вот так сойдет с ума, станет настолько безумным, что будет отравлять воздух вокруг себя и причинять боль всем, с кем соприкоснется, то рядом с ним будет тот, кто будет достаточно его любить, чтобы остановить. Убить его, если это понадобится.
Множество брызг и кровавые отпечатки рук украшали выцветшие голубые стены, а по полу растеклись темные лужи. Кровь принадлежала людям и вампирам: вампирская кровь была более глубокого красного цвета — красного, который всегда оставался красным, даже когда высыхал, красная навсегда. Магнус обошел пятна, но в одной луже человеческой крови увидел что-то сверкающее, практически утопившее последнюю надежду, но упрямо блестевшее, что привлекло его внимание.
2
Чеонгсам — шелковое облегающее платье с длинными или короткими рукавами, с разрезами на боковых сторонах юбки и с диагональных запахом от шеи до правой стороны пояса. Также характерным элементом его является воротник-мандарин. Ткань платья часто выполнена с рисунком цветов. Сейчас такое платье по праву можно назвать интернациональным, его носят не только в Китае, но и по всему миру оно находит своих поклонников.