Тогда я разгромил всё в своей квартире, оставив после себя полнейший кавардак. Мысли мои путались, мышцы слушались с трудом, меня накрыла волна безразличия ко всему.
На кухне я взял зажигалку и положил её в полиэтиленовый пакет. У соседа, что нещадно пил, я попросил канистру с бензином. Ему было настолько хорошо в тот момент, что он отдал мне её без всяких вопросов.
Послав мне воздушный поцелуй перед тем, как закрыть передо мной дверь.
С канистрой бензина я направился в сторону диспансера. Гул голосов всё нарастал. Облака почти не двигались. Люди сливались с серым асфальтом. В мире для меня больше ничего не осталось. И я теперь был утерян для мира. Я ведь заболел. Сильно-сильно.
Встал перед входом в диспансер и начал обливать себя бензином. Облился им с головы до ног. Делал я это аккуратно, так, чтобы не намочить руки.
Всем вокруг было всё равно. Складывалось ощущение, что меня попросту не замечают. Что нет ничего удивительного в человеке, который обливает себя бензином на глазах у всех.
Я отставил канистру в сторону и осторожно достал зажигалку из пакетика. Поднёс её к своему телу и умиротворённо чиркнул колёсиком. –ЧИРК-
Моё тело начало гореть. Ярким пламенем огонь обвил мой остов. Начал пожирать мою одежду, превращать в угольки мою плоть. Чёрная копоть окутала мой силуэт, оставила чёрный нагар на асфальте. Всё вокруг зашевелилось.
Горел я недолго на самом-то деле. Да и не чувствовал в тот момент ничего. Только глядел, как все вокруг суетятся и кричат. Мне показалось, что они наконец меня заметили. На время краски вернулись в мой мир. А потом всё погасло. Погас и я.
Много шуму я тогда наделал. Вызвал всеобщее негодование. Попал в новости. Стал героем социальных сетей. Люди репостили новостную запись обо мне в разные группы.
Интернет на время был похож на мозаику, состоящую из подобных заголовков: «больной человек не получил лекарства и был вынужден себя сжечь», «человек совершил протест с помощью акта самосожжения», «страдающий от шизофрении юноша совершил самоубийство в состоянии психоза».
Тогда ещё по новостям показывали местного чиновника, который протирал свой мокрый лоб платочком и тараторил – возмутительно! – было видно, что весь он состоит из фальши. Его неуверенный голос заявлял с экранов – если бы я прознал про это нарушение прав человека раньше, то никакой трагедии бы не случилось.
Вот так все и говорили про меня пару дней. Причитали, жалели меня, крепче обнимали своих родных и близких. В больнице обещали провести какие-то реформы.
Решили создать программу поддержки для малоимущих и детей сирот. Но мне до этого не было никакого дела. Я ведь сгорел, помните?
Для меня после моего бесцветного существования всё показалось насыщенным и ярким. Повсюду тёплые цвета. Приятный белый шум. Я озирался, но ничего не видел по сторонам, только скопления густых облаков. И много-много белого цвета.
Времени здесь не существовало. Я понял, что больше не болею. Что мне теперь легко.
Вспоминаю, как услышал тогда громкий голос. Он сказал мне – пойдём! Я сразу понял, что этот голос принадлежит существу властному и уверенному в своих силах.
Он звучал иначе, в отличие от голоса того чиновника с платочком. Было понятно, что у этого голоса действительно есть безграничная власть.
В момент этих размышлений голос прозвучал ещё громче – пойдём!
И я пошёл искать его источник. Меня тогда больше всего удивило, что в этом месте не было никаких очередей, бумажных гор, бесконечных формуляров и бланков. И никаких бумажек с адресами.
Там не было ничего такого. Всё было какое-то другое… Человечное что ли.
«Тепло тел наших»
– Ну их к чёрту – бубнила я себе под нос. Снова и снова. – Надоели! – театрально притопнула ногой по земле. – Сплошные запреты и глупые нравоучения. Делай то, не делай это – я снова насупилась. – И в церковь свою пусть сами идут. Мне и без них есть чем заняться.
Мороз кусал мои щёки. Снежинки искрились на синем пуховике. Зиму было за что любить. И я её любила.
Сосульки, обжигающие язык. Нелепые снеговики, разваливающиеся от одного удара кулаком. Холодное железо качелей.
А чего и говорить про лёд? На льду было лучше всего. Вставать в центр замёрзшей речки и смотреть по сторонам. Чувствовать себя важной, особенной. Вам такое знакомо?
Я шла к речке. О моих планах я никому и никогда не сообщала. Лишний раз слушать от бабушки разные присказки я не хотела. – А вот Колька у нас… – начинала она свои занудные речи. – А Витька вообще провалился, с трудом достали тогда из воды. Я лишь кивала головой. Мир взрослых казался мне старым чуланом. Сборище тряпок, выцветших картин, уж никому не нужных игрушек.