— Ты такой, Солджер. Как он, я имею в виду, — кивнула она, продолжая пятиться назад, покидая укрытие деревьев. — Ты хороший человек, и он был таким же.
Затем она ушла, поспешив прочь, прежде чем я успел произнести еще хоть слово.
Мои глаза обожгли подступающие слезы, а легкие со вздохом опустели. Я отмахнулся от ее резкого ухода и сделал шаг в направлении машины Гарри.
Но тут что-то привлекло мое внимание.
Что-то яркое на фоне земли и пожухлой травы. Возможно, лист бумаги.
«Раньше здесь этого не было», — подумал я, нагибаясь, чтобы поднять его. Я бы заметил, когда затушил сигарету. — «Наверное, листок выпал из ее сумки, когда Диана ее уронила».
На первый взгляд, это был рецепт, написанный от руки, и я подумал, не побежать ли за ней, чтобы отдать его. Но потом, рассмотрев его получше, увидел, что это был рецепт на оксикодон… написанный почерком моей матери.
Сверху было напечатано имя врача — доктор Эрин Хаус, акушер-гинеколог, и я вспомнил слова Лоры.
«…Я видела ее в кабинете своего врача. Она была там секретарем, и…»
— Охереть, мам, — пробормотал я, скомкав украденную бумажку и засунув ее в карман. — Какого хрена ты делаешь?
Или лучше спросить… для кого она это делала — для себя… или для парня в ее квартире?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
БОЛЬШАЯ ПУСТОТА
— …со вкусом шоколада?
Я быстро встряхнул головой, а затем переключил внимание на миссис Монтгомери, протягивающую контейнер с жевательной клетчаткой.
— Простите, — извинился я, прежде чем прочистить горло. — Что вы спросили?
Она нахмурилась еще сильнее. Женщина была похожа на жабу.
— У тебя что, вата в ушах?
— Миссис Монтгомери, мне очень жаль. Я просто… — сглотнул я, чтобы прогнать мысли о матери и рецепте, который она выписала себе. — У меня была тяжелая неделя, но…
— Жизнь жестока. Привыкай к этому, — отрезала она.
— О, поверьте, я более чем привык к ней, — выпалил я в ответ с резкостью в голосе.
Старуха изучала меня суровым взглядом. Наши отношения были то горячими, то холодными. В некоторые дни мне удавалось добиться от нее намека на улыбку, а в другие везло, если она хотя бы смотрела в глаза, когда говорила со мной. Но я всегда был вежлив. Всегда был добр и готов терпеть ее резкие и острые комментарии ради моей репутации в городе и работы. Но сегодня я устал. Умственно и физически устал. И не мог найти в себе силы быть другим.
Она удерживала мой взгляд железной хваткой, ее губы подергивались от раздражения и ожидания какого-нибудь язвительного ответа. Но потом старуха удивила меня, поднеся контейнер к моему лицу — настолько близко, насколько она могла достать с ее короткими руками и ростом, хорошо если, в полтора метра, — и повторила:
— Это. У вас они есть в шоколаде?
Я медленно взял у нее контейнер, нахмурив брови и прищурив один глаз, гадая, что, черт возьми, помешало ей выстрелить в ответ.
— Эм, дайте мне секунду, пока я проверю запасы.
— Хорошо. Я подожду здесь.
Я поспешил к двери в задней части магазина, где обыскал ряды коробок, пакетов и башен с банками, пока не нашел то, что она искала. Потом взял коробку с двенадцатью контейнерами шоколадных жевательных конфет с пищевыми волокнами, чтобы пополнить запасы на полке, и поспешил обратно, где все еще ждала миссис Монтгомери.
— Вот, держите, — сказал я, доставая канцелярский нож и разрезая пленку. Я достал контейнер и протянул его миссис Монтгомери. — Шоколад.
— Хмф.
Она бросила это в свою тележку и повернулась, чтобы уйти, но затем остановилась. Оглянулась через плечо и посмотрела на меня.
— Что бы ни было у тебя на уме, это не будет длиться вечно. И не успеешь оглянуться, как это станет всего лишь воспоминанием.
Я зажал губу между зубами, пока вдумывался в ее слова, а потом кивнул.
— Я знаю. Но это не поможет справиться с тем, что происходит в настоящем.
— Нет. Но тебе стоит подумать, прежде чем позволять этому влиять на твою жизнь. Спроси себя… имеет ли это значение? Волнует ли это меня? И если ответ «нет», — миссис Монтгомери протянула руку и постучала узловатым пальцем по моей обтянутой фартуком груди, — тогда тебе стоит подумать, когда ты в следующий раз будешь игнорировать своих друзей из-за того, чему вообще не место в твоей голове.
Я фыркнул и почувствовал, как уголок моего рта приподнялся в неохотной улыбке.
— Миссис Монтгомери… вы хотите сказать, что вы мой друг?