— Ты хочешь причинить мне боль?
Потрясенный, я посмотрел на нее.
— Я не хочу никому причинять боль, — честно ответил я.
— Но ты причинил ему боль.
Я покачал головой.
— Я причинил ему боль, потому что он причинял боль тебе. Защищать кого-то — это совсем другое. Я всегда предпочту защищать, а не делать кого-то своей жертвой.
Я остановился на обочине через пару домов от ее дома. Меньше всего мне хотелось, чтобы ее родители увидели, как Рейн выходит из машины, за рулем которой сидит восемнадцатилетний парень с окровавленным лицом.
— Спасибо, что подвез, — тихо сказала Рейн. — И спасибо, что был так добр ко мне.
— Ага, без проблем, — ответил я, поворачиваясь, чтобы опереться локтем о спинку пассажирского сиденья. — Но, пожалуйста, поклянись мне, что никогда больше не вернешься туда и не будешь общаться с этим парнем.
Она даже не колебалась.
— Я клянусь.
— Хорошо.
Рейн вышла из машины, и я подождал две минуты, пока она добежала до своего дома и вошла в дверь. Потом поехал в отделение неотложной помощи, проклиная Сета и его неспособность понять слово «нет».
— Солджер!
Врач, который только что проверил мое лицо на наличие признаков инфекции, не дал моей охваченной паникой матери войти в отделение неотложной помощи.
— Мэм, мне нужно, чтобы вы…
— Не смей указывать мне, что, черт возьми, делать. Это мой сын!
Она произнесла это слово так, словно провела последние восемнадцать лет, играя роль любящей матери. Мама протиснулась мимо него и схватила меня рукой за подбородок.
— Боже мой, посмотри на свое лицо! Что, черт возьми, произошло?!
В ее глазах были паника и привязанность, которых я не видел с тех пор, как был достаточно мал, чтобы держать ее за руку, когда мы переходили улицу. Неожиданный всплеск эмоций прорвался сквозь мои затвердевшие мышцы и проник в мое измученное, израненное сердце, и я подавил желание обнять ее и заплакать без всякой причины, чтобы мама меня обняла.
— Я подрался, — ответил я прямо, как будто это ничего не значило.
Потому что так оно и было.
Драки были мне не в диковинку. Но в большинстве из них мне не требовалось ничего больше, чем несколько таблеток «Адвила».
Мама выглядела испуганной, словно не могла поверить, что я способен на такое. Диана Мэйсон всегда была хорошей актрисой.
— Драка?!
Я пожал плечами.
— Он ударил меня разбитой пивной бутылкой.
— А на бешенство проверяли? Или столбняк?
Седовласая медсестра, устанавливающая металлический лоток с принадлежностями для наложения швов, ободряюще улыбнулась, не заставляя маму чувствовать себя глупо.
— Маловероятно, что он заразился бешенством от разбитой бутылки. Но на всякий случай мы сделали ему прививку от столбняка.
Мама вздохнула и села рядом со мной на кровать. Потянулась к моей руке, переплела наши пальцы и крепко сжала. Я напомнил своему сердцу, что это ничего не значит, что она вернется к своей обычной жизни, как только мы вернемся домой, но, блин… я надеялся, что мама продержится еще какое-то время.
— Как выглядит другой парень?
— Ну, его нос уже никогда не будет выглядеть так, как раньше, это точно, — пробормотал я, думая о том, что Сет заслуживал худшего за то, что он почти сделал с этой девушкой.
Рейн. С красивыми глазами и мягкими волосами.
Медсестра пыталась сдержать смех, когда мама кивнула.
— Хорошо.
Было забавно, что мама не спросила, из-за чего была драка и были ли в ней замешаны копы. И я не мог сказать, было ли маме просто все равно, или она просто не подумала спросить, и, честно говоря, мне было наплевать. Но и не думал разглашать тот факт, что остановил взрослого мужчину от принуждения несовершеннолетней девочки. Я не искал благодарности или похвалы от мамы или кого-то еще, потому что мне было достаточно того, что Рейн добралась до дома в целости и сохранности.
Нет. Все, что меня волновало в тот момент, — это то, что, пока медсестра накладывала пятнадцать швов на мое лицо, мама была рядом и держала меня за руку. Напевала песню смутно знакомым голосом, потертым и выцветшим, как старое детское одеяло.
«Ты мое солнышко, мое единственное солнышко…»
Зажмурив глаза, я представил себе, как хороша была бы жизнь, если бы такие моменты не были случайностью. Если бы каждый божий день моей жизни с самого рождения был наполнен таким количеством любви и ласки, что не было бы ни единого шанса, что все закончится так, как закончилось. Я бы не продавал школьникам розовые таблетки в надежде, что однажды не найду маму на диване, мертвую или в коме. Не бросил бы школу, не работал бы в продуктовом магазине и не проводил ночи в «Яме» с другими такими же преступниками, как я, пытаясь заработать достаточно денег, чтобы не погас свет.