— Срань господня. Это же моя мама.
— Я знаю. — Гарри потянулся, чтобы положить руку мне на плечо, как это делал дедушка. — Ты не обязан ее видеть, если не хочешь. Я скажу им, что тебе это неинтересно.
Гарри был хорошим парнем. Всегда заботился обо мне.
Но я покачал головой.
— Нет, я в порядке. Я посмотрю, что она хочет.
Любопытство убило бы меня, если бы я этого не сделал.
Я оставил швабру и ведро в душевой и направился через коридоры в центр для посетителей. И хотя никогда не был там раньше, но точно знал, где он находится, и когда переступил порог переполненного помещения, охраняемого несколькими офицерами у каждого входа, я сразу же заметил ее.
Мама.
Она была худее, чем я ее помнил, а ее сухие, как солома, волосы были собраны на макушке в небрежный пучок. Ее глаза были устремлены на стол перед ней, а руки судорожно двигались. Она нервничала или была под кайфом — черт возьми, возможно, и то, и другое, — и я не был уверен, что меня больше волнует. Может быть, мне лучше было бы оставить ее на произвол судьбы, пока она не поймет намек и не уйдет.
Честно говоря, я бы, наверное, так и сделал.
Но я все равно пошел.
Я медленно подошел к ней, пытаясь придумать, что бы такое сказать, когда мама подняла на меня испуганный взгляд, словно увидела привидение.
С ее точки зрения, так оно, наверное, и было.
— Солджер?
— Мама.
Она опустила взгляд на мои руки и спросила:
— Тебе можно находиться здесь без наручников?
Я перешагнул через скамейку напротив нее и сел, глядя на нее прищуренными глазами.
— Ты считаешь, что я должен быть в наручниках?
— Ну, а что, если ты причинишь кому-нибудь боль?
Я хмыкнул и посмотрел в сторону окна, защищенного звеньями цепи и одинокой паутиной.
— Я не убийца-психопат, мам. Честно говоря, если бы это было так, они, вероятно, вообще не пустили бы меня сюда.
— Некоторые люди считают тебя таковым.
Наши взгляды встретились впервые за… Боже, я даже не знаю, сколько времени.
— Да? Ты так думаешь?
Она пожала плечами, на ее костлявом, желтоватом лице не было и намека на сожаление.
— Я еще не решила.
Я не смог удержаться от смеха и провел рукой по волосам. Они становились все длиннее. Мне пришлось бы начать убирать их назад, если бы не захотел стричься в ближайшее время, а я не был уверен, что хочу этого. Было приятно хоть раз измениться. Приятно было стать новой версией себя… или кого-то другого.
— Что ты здесь делаешь, мама? — Мой голос звучал измученно. Как будто две минуты в ее присутствии уже были слишком большой нагрузкой.
Казалось, вопрос застал ее врасплох.
— Мне нельзя увидеться с сыном?
— Никто не говорит, что тебе нельзя. Но если учесть, что ты не приходила ко мне в течение долбанных лет… — Я поднял руки, пожав плечами. — То есть, извини, но ты должна понять, почему я в некотором замешательстве.
Мама выдохнула, затем кивнула.
— Наверное, я скучала по тебе. И, возможно, немного нервничала, увидев тебя в таком виде… здесь.
Это было дерьмовое оправдание, но я решил, что оно вполне обоснованно. Потому что никогда раньше не навещал людей в тюрьме, и, наверное, если бы еще не был здесь, я бы тоже немного нервничал из-за этого. Но я бы не допустил, чтобы шесть долбаных лет прошли без встречи с моим единственным ребенком — это я знал точно, и именно по этой причине оставался без эмоций, глядя на нее через стол.
— Итак, вот оно… — Мама оглядела центр для посетителей. — Вот где ты был все это время.
— Ага.
— Чем ты здесь занимался?
— Работал. Спал. Ел. Вот и все.
Мама показала на мои руки.
— Похоже, ты еще тренировался. Выглядишь хорошо.
— Спасибо.
Она подвинулась на скамейке, на которой сидела.
— Я… я тоже работала. И у меня есть парень.
Я фыркнул при мысли о том, что моя мама работает или состоит в отношениях, но потом заметил ее смущенное выражение лица и понял, что она говорит серьезно. Мой интерес, безусловно, возрос.
— И как давно ты работаешь?
— Около полугода, — ответила мама с улыбкой, очень похожей на гордость. — Я секретарь в офисе врача.
— Это хорошо. Я рад за тебя.
Ее улыбка стала шире.
— Это была… приятная перемена.
— Не сомневаюсь.
Возможно ли, что мама изменила ситуацию к лучшему для себя? Шесть месяцев — это не так уж много, и это не учитывало всех тех лет, которые мама провела без меня в своей жизни. Но она выглядела счастливой. Держала голову чуть выше, спина была более прямая. И я почувствовал немного больше надежды на то, что, эй, может быть, это и к лучшему.