Я протянул руку — гораздо большую, чем ее, — и положил на ее руку.
— Значит, все, что с ним, тоже не считается, — сказал я почти шепотом.
Рэй наградила меня улыбкой, искренней и милой, и я взмолился, что если мы когда-нибудь окажемся вместе в постели — если она будет готова — это будет считаться.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
СПАСЕНИЕ И ИСКУПЛЕНИЕ
— Итак, по шкале от одного до десяти, насколько тебе здесь нравится? — спросила Рэй, когда мы шли по Мейн-стрит после ужина.
Мой живот был набит, сердце переполнено, и я крепко держал ее за руку. Наша разница в росте, отражавшаяся в витринах магазинов и ресторанов, была почти комичной, и пару раз мне пришлось сдерживать себя, чтобы не рассмеяться. И как бы ни было смешно видеть ее, такую маленькую, рядом с таким гигантом, как я, мне было приятно. Было приятно осознавать, что я могу стать той силой, которой ей так долго не хватало. Ее защитником и силой.
— О, я бы оценил на твердые одиннадцать.
Я взглянул в сторону брата Патрика, Райана Кинни, местного грумера и мастера татуировок, который шел через дорогу с женой и детьми. Они могли бы потягаться с семейкой Аддамс, но никто в городе, похоже, не обращал на них внимания.
Я мог себе это представить.
Поначалу местные жители скептически относились к моему появлению, и я не мог сказать, что подружился со всеми, особенно с миссис Монтгомери, раздражительной старушкой, которая любила поиздеваться надо мной на работе, когда заходила. Но теперь я мог ходить по городу и ни один из них не смотрел на меня настороженно, и знал, что это заслуга меня и той солидной репутации, которую я себе создавал.
Это было хорошее чувство.
— Ого, одиннадцать, да? Это впечатляет.
— Почему? А ты?
— О, — Рэй обхватила мою руку своей другой рукой, — я бы не хотела жить в другом месте, это точно. И я люблю бывать в библиотеке. Быть окруженной книгами — это мое счастливое место.
Я с любопытством взглянул на нее.
— Знаешь, мне никогда не приходило в голову спросить, какие книги ты любишь читать. Я видел, как ты читаешь эти муторные романы, — она ткнула меня в бок за то, что я ее дразню, и я рассмеялся, отмахнувшись от ее руки, — но что еще тебе нравится?
— О Боже, все, — ответила Рэй, легко смеясь и обхватывая мою руку своей. — Нет ничего, что не доставляло бы мне удовольствия; просто нужно быть в настроении. Например, иногда меня захватывает криминальный триллер, а иногда я не могу насытиться ужасами. Несколько лет назад я не могла оторваться от чтения мемуаров и Журналов Путешествий. Как… — Рэй снова рассмеялась, покачав головой. — Я даже не знаю, почему. Я просто не могла насытиться чтением о местах, где никогда не была.
— Ну, в этом и заключается вся прелесть книг, верно? Например, тебе не нужно выходить из дома, чтобы перенестись в другое место, — я улыбнулся ей, и хотя мне было немного грустно, надеялся, что она этого не заметит. — Я имею в виду, что именно поэтому я и начал читать.
Мои мысли вернулись к моей жизни после потери дедули и бабули. Бедность была чем-то новым и незнакомым, ужасающим приключением, в которое я никогда не думал, что мне когда-нибудь придется ввязаться. В один ужасный день, когда мама забыла дать мне несколько баксов на обед, я сидел в столовой, голодный, злой и слишком пристыженный, чтобы что-то сказать кому-то из учителей или помощников по обеду. Я взглянул на едва знакомого мальчишку, увидел, что он читает книгу с мальчиком-волшебником в круглых очках на обложке, и спросил, хорошая ли она. Мальчишка сказал, что это самое лучшее дерьмо, которое он когда-либо читал в своей жизни, и я принял решение пропустить остаток своего бессмысленного обеденного перерыва и взять в школьной библиотеке книгу «Гарри Поттер и философский камень».
Мое падение в кроличью нору Хогвартса было быстрым и желанным, и в нем родилась любовь к чтению. И поверьте, здоровый побег оказался куда более приятным, чем дыра в животе, и это было то, что я унес с собой, цепляясь за каждую книгу, которая попадалась мне в руки, как бедняк за последний грош.
Я не мог представить себе, какой была бы моя жизнь без книг. Где бы был сейчас, если бы у меня не было этих вымышленных друзей, которые держали меня за руку и держали в плену моего воображения? Что бы я сделал по-другому, если бы всегда был полностью погружен в бурную, ужасную реальность своей жизни?