Рейн засмеялась, ведя меня к двери.
— Соседи вызвали бы полицию.
— Да, может быть, но только потому, что они будут ревновать.
Плотское желание взяло верх, когда я прижал ее спиной к двери, заключив в клетку своими руками и снова прижимая к ней силу своего члена. Затем наклонился губами к ее уху, вдыхая запах ее волос и пробуя на вкус ее кожу, прежде чем добавить:
— И я с радостью позволил бы офицеру Кинни надеть на меня наручники, чтобы услышать, как ты выкрикиваешь мое имя достаточно громко, чтобы они могли услышать.
Она вздрогнула, обдав горячим дыханием мою щеку.
— Думаю, я предпочла бы, чтобы ты был наедине со мной всю ночь, чем позволила бы тебе спать в полицейском участке с Патриком.
— Тогда, как я уже сказал, тебе лучше открыть эту чертову дверь.
Я быстро завладел ее губами еще раз, прежде чем отступить, неохотно давая ей возможность найти ключи в сумке и отпереть входную дверь. Я прислонился к дверному косяку, не в силах отвести от нее глаз. И не мог поверить, что это та самая девушка, которую я защищал много лет назад. Та самая девушка, которую держал близко к сердцу и писал ей письма все те годы, что был изолирован от общества. Это должно было что-то значить, верно? Это должно было что-то значить, что я окажусь здесь, что мы позволим нашим чувствам расти, пока они не достигнут этой бурной, ключевой точки, в которой я едва мог смотреть на нее без желания взорваться.
«Это всегда должна была быть она».
Мысль пришла в голову быстро, поразив мое сердце интуитивной истиной, которая захватила мой грязный, пошлый разум и перевернула его с ног на голову, вызвав на свет того чувствительного парня, которым она считала меня из-за моих книг и любви к чтению. Но ведь это была правда, не так ли?
Рэй и я… Рейн и Солджер…
Мы всегда должны были быть вместе. И если это не могло произойти в ту ночь, когда мы были подростками, то судьба распорядилась так, чтобы свести нас вместе во взрослой жизни, чтобы взять наши травмы, горе и трудности и каким-то образом сделать их лучше.
Она толкнула дверь и встретила мой взгляд, взяв меня за руку, чтобы ввести внутрь.
— Что? — спросила Рэй, улыбаясь, когда дом окутал нас своей тихой темнотой. — Почему ты так смотришь на меня?
— Как? — спросил я, захлопывая дверь и запирая ее за собой.
— Как будто ты видишь меня в первый раз, — ответила она, обхватив обеими руками одну из моих, и повела меня по коридору в комнату, в которой я никогда раньше не был.
— Может быть, и так.
В коридоре было слишком темно. Я уже не мог разобрать ни ее черт, ни выражения лица, но я чувствовал ее. Чувствовал ее руки; чувствовал ее присутствие. Я чувствовал тепло и потребность, проникающие сквозь щель, разделявшую нас на коротком пути к ее комнате, где она толкнула дверь и выпустила меня из своих объятий. Луч света проникал через окно, очерчивая силуэт ее фигуры в нежном сиянии, когда Рэй, не теряя времени, скользнула руками по груди, животу и бедрам, ухватилась за подол платья и стянула его через голову.
— Что ты видишь теперь? — спросила она низким и хрипловатым голосом, снимая туфли на каблуках и целенаправленно направляясь к кровати в одном лифчике и трусиках.
Мое сердце бешено заколотилось — жалкое нервное напоминание о том, что я уже сто лет не был с женщиной. Что это был мой первый раз наедине в чужой спальне. Это был единственный раз, когда я почувствовал что-то к той, с кем собирался переспать. И слава Богу, что это должна была быть она. Слава Богу, это была Рейн.
— Что я вижу? — проговорил я, входя в комнату и направляясь к ней, пока пальцами мучительно расстегивал пуговицы на рубашке.
Рейн кивнула, когда наткнулась на матрас и забралась на него, опершись на колени.
— Я вижу свою надежду, — ответил я, позволяя рубашке упасть на пол. — Я вижу свои мечты.
Я расстегнул брюки и спустил их ниже на бедра.
— Я вижу свое спасение и искупление.
Мои руки потянулись к ней, а ее — ко мне, и я обхватил ладонями ее лицо. Мы лежали рядом, и я боялся, что раздавлю ее своим весом, но она не протестовала. Вместо этого Рэй поприветствовала меня, широко раздвинув свои бедра и приглашая мои удобно прижаться к ее бедрам. Она звала меня домой, в свое тепло.
Я нашел ее взглядом, прижимаясь к ней все глубже, все крепче, все сильнее, удерживаемый от проникновения лишь парой обрывков хлипкой ткани. Я был уверен, что эта близость была пыткой, но, черт возьми, если бы я, в конце концов, оказался в аду, возможно, пытки были бы не так уж плохи.
— Я вижу звезды, — продолжал я, нежно прижимаясь к ней, двигаясь подобно набегающим волнам на скалистый берег Коннектикута. — Я вижу, как они пронзают тьму светом, делая ночь прекрасной, когда в противном случае она была бы призрачной и ужасной.