— Я… ну, эм… я действительно не знаю. Просто подумал…
— Ты должен был мне сказать, — выплюнул Ной, проливая свет на глубину своего предательства. — Это бы меня не разозлило. Я не знаю, почему ты просто не сказал мне.
Я представил себе ситуацию с его точки зрения. Пришел к своему другу, без рубашки и танцуешь медленный танец со своей матерью. Дело было не в том, что он не дал нам своего благословения. Дело в том, что он ненавидел оставаться в неведении.
— Прости, приятель.
— Неважно, — проворчал он, опустив взгляд обратно на стол. — Ты, наверное, все равно никогда не хотел быть моим другом. Ты просто хотел маму.
— Эй. — Я оттолкнулся от стойки и поспешил опуститься на стул рядом с тем, где он стоял. Смотрел на него и его опущенный взгляд. — Посмотри на меня хоть на секунду.
Ной лишь бросил взгляд в мою сторону и снова отвернулся. Может быть, мне следовало надеть рубашку, прежде чем решиться на разговор с ним.
— Даже если бы твоей мамы не было на свете, я все равно был бы твоим другом. Ты меня понял?
— Да, конечно.
— Я сейчас говорю серьезно, Ной. Ты был первым человеком в этом городе, который действительно увидел меня таким, какой я есть, и я никогда этого не забуду.
Он пожал плечами и закатил глаза.
— Чувак, ты самый классный парень, которого я когда-либо знал, и ты мой лучший друг. Ничто этого не изменит, ясно?
Секунды шли, а Ной оставался с каменным лицом. Наконец Рэй и ее мама вышли из своей комнаты, радостно объявив, что они готовы поесть. Но вместо того, чтобы поступить по-джентльменски и подать матери Рэй тарелку, я продолжал наблюдать за Ноем, ожидая его реакции.
Неужели я действительно все так испортил, просто находясь рядом с его мамой? Я бы ни за что не вернул назад ни секунды прошлой ночи, ни за что. Но неужели так невозможно было получить и его дружбу, и симпатию Рэй? Неужели я был слишком жаден, чтобы рассчитывать на это?
Ной настороженно смотрел на меня, изучая каждое мое движение. Защищающийся и осознающий. Его взгляд метнулся к матери, которая уже начала непринужденно есть, как будто ничего необычного не происходило. Он сглотнул, и я понял, что Ной дрожит. Его руки дрожали, сжатые в кулаки по бокам, и тут меня осенило еще одно откровение. То, которое я хорошо знал.
«Он боялся. Ной боялся, что не сможет защитить ее».
Ной никогда не видел, чтобы его мать была с мужчиной, который не причинял бы ей боли. Он был свидетелем этого, наверное, больше раз, чем я мог себе представить. Боже, я даже не мог притворяться, что знаю, что видел этот ребенок, но я видел свою собственную долю дерьма в отношении своей собственной матери. Чувствовал себя беспомощным больше раз, чем мог сосчитать, чувствовал отчаяние и безнадежность, постоянно пытаясь найти способы сделать все лучше, и меньше всего на свете хотел, чтобы он чувствовал то же самое.
— Ребята, вы собираетесь есть? — спросила Рэй, копаясь в своей яичнице и переводя взгляд с меня на Ноя.
Затем она нахмурилась.
— Что происходит? Ной, что случилось?
Ной покачал головой.
— Ничего.
Затем он поспешил к дивану и упал на него, как мешок с картошкой. Скрестив руки и хмурясь, Ной уставился на пустой экран телевизора.
Рэй уставилась на сына, ошеломленная и растерянная.
— Что за черт? Ной, что…
— Я разберусь, — мягко прервал я, подняв палец, чтобы попросить остаться наедине, и последовал за Ноем в гостиную.
Он даже не взглянул на меня, когда я подошел и присел перед ним.
— Я не причиню ей вреда, — тихо сказал я, надеясь, что Рэй или ее мать не услышат в этом маленьком доме без должной звукоизоляции. Это было между нами. — И я не причиню тебе вреда.
Он поднял свой обеспокоенный взгляд на меня.
— Ты клянешься?
Я положил руку на сердце.
— Дружок, ты и твоя мама — это лучшее, что случилось в моей жизни за очень-очень долгое время — да что там, за всю жизнь. И я клянусь, что скорее умру, чем причиню кому-то из вас боль.
Ной крепче прижал руки к груди и перестал хмуриться, уступая место панике и беспокойству.
— Хорошо, потому что я не думаю, что смогу избить тебя, но я бы попытался.
Настала моя очередь хмуриться.
— Ты пытаешься драться за свою маму?
Ной кивнул.
— Иногда, — пробормотал он.
Судя по тому, как стыд коснулся его опущенных глаз и губ, я бы сказал, что у него это не очень хорошо получается.
— Как насчет того, чтобы я научил тебя, как надрать мне задницу? — спросил я, борясь с желанием сжать кулаки. — На всякий случай.