Она не стала уточнять, чего именно боялась, да это и не требовалось. Было тысяча причин, которые можно было бы оправдать.
— Но я рада, что ты здесь, — продолжала она. — Я рада, что у нас это было.
Мама Билли похлопала меня по руке, и этот момент показался мне настоящим прощанием. Я знал, что как только покину это место, то, скорее всего, больше никогда ее не увижу, и остро ощущал, как бешено колотилось мое сердце. Это отчаянное, бешеное чувство необходимости удержаться, сделать что-то, чтобы она больше не ушла, пусть даже на более счастливой ноте.
Но я ничего не сказал, когда мы стояли и снова обнимались.
— Надеюсь, ты заботился о себе? — сказала она, прижимаясь ко мне еще крепче, чем прежде.
— Да.
— Хорошо. Это хорошо. Я рада это слышать.
— А ты? — спросил я.
— У меня бывают хорошие и плохие дни, — призналась мама Билли, почти извиняясь. — В последнее время в основном хорошие.
Я кивнул.
— Я понимаю.
Мы проводили друг друга до ворот и уже собирались расстаться, когда она пожелала мне счастливого пути туда, где я живу, хорошей жизни и не быть чужим, если когда-нибудь снова окажусь в этом районе. И уже повернулся, собираясь вернуться на другую сторону улицы, где, как я знал, меня ждала моя девушка с сыном, но тут меня осенила еще одна причина заставить ее остаться.
— Подожди. — Я повернулся на пятках и остановил ее на пути к парковке. — Могу я задать тебе вопрос?
Мама Билли удивленно кивнула.
— Конечно. Что такое?
— Что ты знаешь о Дэвиде Стрэттоне?
Ее губы приоткрылись при звуке его имени, а глаза расширились от очевидного узнавания. Она сглотнула и вздернула подбородок, прежде чем опустить его в легком кивке. Меня снедало нетерпение: я точно знал, что у нее больше информации, чем уже получил в библиотеке, и был в двух секундах от того, чтобы потребовать от нее выложить все до последней крупинки.
Но вместо этого мама Билли достала из сумки телефон и спросила:
— Где ты сейчас живешь?
— Э-э-э… — Я замешкался, не зная, стоит ли произносить это место вслух, вдруг кто-то подслушает. Но понял, что мы одни, не считая мертвых, а они не могут говорить. — Ривер-Каньон.
— Давай встретимся за чашечкой кофе, — сказала она и записала мой номер. — Тогда я расскажу тебе все, что знаю о Дэвиде Стрэттоне.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
МОРЕ СОУСА И ПАРАНОЙИ
— И тогда Джей показал мне очень крутую игру, которая у него есть, называется «Супер Марио Одиссея».
Я рассеянно кивнул и продолжил подметать, пока Ной шел позади меня, рассказывая наперебой о том, как он провел время у друга после школы.
Рэй сказала, что с ним все будет в порядке, если Ной пойдет домой один после того, как потусуется у друга. Но уже стемнело, и в тени затаился этот гопник. Мы никогда не знали, нападет ли он снова и когда. Дом друга Ноя находился недалеко от «Фиш Маркета», и я предложил ему зайти туда после посиделок с другом. Сказал, что могу составить ему компанию по дороге домой, и, конечно, Рэй была не против. Я был более чем рад, что Ной побудет со мной некоторое время — всегда был рад, — но, как оказалось, моя голова была не в лучшем состоянии.
Если подумать, то с тех пор, как я столкнулся с матерью Билли, она была не в лучшем состоянии.
И дело не в том, что мне было неприятно видеть ее и примириться с этой частью своего прошлого. Мы оба отчаянно нуждались в этом, и хорошо, что судьба позволила этому случиться. Но мы договорились встретиться за чашкой кофе в «Блэк энд Брюд», и она пообещала рассказать мне все, что ей известно о человеке, смерть которого видела моя мать. Возможности казались безграничными. Я понимал, что мама Билли должна знать что-то существенное, потому что иначе зачем ей тратить время на то, чтобы проделать весь этот путь, чтобы сказать: «Эй, извини, но тебе не повезло»?
Мои нервы не выдерживали предвкушения и волнения.
— …черт возьми, ты меня слушаешь?
Я понял, что в какой-то момент так запутался в своих мыслях, что перестал мести, и теперь Ной стоял рядом со мной. Взглянул на него, увидел его раздраженное выражение лица и быстро извиняюще улыбнулся.
— Да, я слушаю. Извини.
Ной все же не был идиотом.
— Нет, это не так, — проворчал он, закатывая глаза.
Я откинул волосы с лица и вздохнул.
— Ной, серьезно, извини. Я просто отвлекся, так что…
— Почему? Ты злишься на маму?
— Что? — Я прищурил глаза, опешив. — Нет, с чего ты взял, что я на нее злюсь?
— Потому что мой папа становится очень рассеянным и раздраженным, когда он злится.