– А до вина ты даже не дотронулся, – обвиняющим тоном произнесла колдунья.
– Я его не хочу, – пробормотал Ронан.
– Выпей! – приказала она. Ронан смог почувствовать в ее голосе Силу. Чем пытаться оказывать ей неповиновение и быть в буквальном смысле принужденным, Ронан нагнулся, взял кружку, а затем, прежде чем Шикара успела его остановить, вылил вино в трещину в каменном полу.
Не обращая внимания на возбужденный писк, который тут же начал доноситься из трещины, Шикара сверкнула на Ронана глазами, и он ощутил у себя в голове слабую, почти незаметную щекотку. Она его прощупывала! Ронан отчаянно, но безуспешно попытался опустошить голову. У Шикары глаза округлились от удивления.
– Ах ты ублюдок! – гневно прошипела она. – Ты меня не хочешь – это еще туда-сюда! Но как ты осмеливаешься меня жалеть? Ты, невинное ничтожество с извращенными понятиями о верности и любви! Пытаешься себя для той костлявой суки спасти? Ты сам не знаешь, что отвергаешь! Рядом со мной ты мог бы самым могущественным на свете мужчиной стать!
И Шикара с ликованием похвасталась своими планами на ближайшее будущее, обрисовывая схему, придуманную шестью превосходно одетыми мужчинами и радуясь по поводу власти, которая вскоре окажется у нее в руках.
– Но до сих пор эти кретины понятия не имеют о том, что они на самом деле затеяли, – насмехалась она. – Они думают использовать меня в своих схемах, как они использовали то жалкое животное, Некроса. Они очень скоро поймут, кто кого использует!
Тут Шикара вдруг умолкла, и единственным звуком в камере остался дикий писк, доносившийся из трещины в полу, где, похоже, полным ходом шла мышиная оргия. Ронан смотрел на расфокусированные глаза колдуньи и стремительно бьющуюся на виске вену. Пятьсот лет, проведенные внутри волшебного меча, вполне могли доверху загрузить ее либидо, но ее душевное здоровье от них явно пострадало.
Внезапно взгляд Шикары снова переключился на Ронана, и вновь взгляд ее стал ленивым и кошачьим. Она протянула руку, и длинным алым ногтем вывела на груди Ронана какой-то узор.
– Завтра мне придется отсюда уехать, – замурлыкала она. – И сегодня я надеялась провести незабываемый вечер… – Она оглядела Ронана с головы до ног как голодающая – гигантскую сосиску, и внезапно ее глаза наполнились горьким презрением. – Но посмотри на себя! Этому вину предполагалось вставить немного грифеля в твой карандаш. Клянусь пятью великими демонами! Я больше грифеля в мыльном пузыре видала! Ты хуже, чем старый маразматик. А вообще-то, – продолжила она, все больше разгорячаясь, пока ее голос менялся на отвратительное рычание, – ты уже старик! Aetate provectior fieristi!
При этих словах Ронан почувствовал, как его кожа начинает морщиться и сохнуть, а спина горбится. Колющая боль мигом распространилась по всем суставам. Пучочки жестких седых волос вылезли из носа и ушей, а бесформенные шишки и бородавки повыскакивали на лице. Руки неуправляемо затряслись, глаза увлажнились, нижняя челюсть задрожала. «Боги мои, – подумал он, – что со мной такое? Разум опять уплывает. Не могу вспомнить… не могу вспомнить…»
Шикара изучила свою работу с мрачным удовлетворением, к которому примешивалась лишь ничтожная доля сомнения. За семьдесят секунд Ронан состарился на многие годы. Это безусловно должно научить его, как отвергать ее предложения, но на самом деле не слишком увеличивало шансы Шикары на проведение с ним ночи незабываемого разврата. Что ж, может статься, после возвращения с востока она вернет ему молодость. А тогда, быть может, проглотит свою гордыню и применит к нему прямое колдовство. Скажем, заклинание Неуправляемой похоти или Преображения в неистового трах-монстра. Или, быть может, она просто превратит его в мышь-полевку за то, что он такая сволочь.
После того, как дверь камеры громко захлопнулась и шаги затихли, старый Ронан опустил дрожащую голову на тюфяк. Интересно, кто эта прелестная молодая девушка. Сказала она ему свое имя или нет? Он хотел ей что-то сказать. Что-то очень важное. Настолько важное, что он хотел это каждому встречному сказать. Что же он хотел сказать? Ах, да. Вот что.
– Мне девяносто два года, – окрепшим от гордости, но все же дрожащим старческим голосом произнес Ронан.
За ту десятую долю секунды, которая у нее оказалась, Тусона вынуждена была прийти к заключению, что она вполне сможет разобраться с четырьмя бандитами, но при этом наверняка получит стрелу. Мысленно проклиная беспечность, которая ее в эту переделку завела, она уже готова была выхватить арбу, но тут Варга вдруг опустил лук и, склонив голову набок, прислушался.
– Кто-то скачет, – пробормотал он. И действительно, из-за скальной осыпи донесся стук копыт.
– Клят с ним! Убей ее! – заорал Гавульф, но прежде чем кто-то успел хоть что-то предпринять, из-за осыпи вылетел всадник. Он скакал верхом на крупном черном жеребце, понукая его ладонью и пятками, а в левой руке держал поводья второго коня, близнеца первого, который галопом несся рядом. Увидев открывшуюся перед ним сцену, всадник испустил яростный рев и дернул поводья, направляя своего коня точно на Варгу. Лучник с испуганным воплем выстрелил, но стрела просвистела над головой всадника, а затем два коня растоптали Варгу в бесформенную массу.
Примерно полсекунды Гавульф и два его сотоварища стояли, застыв на месте от неожиданности, а затем до них добралась Тусона. Брошенный ею кинжал попал одному из бандитов в горло, перерубая яремную вену и пронзая гортань, так что его мучительный вскрик стал всего лишь шипением. Меч ее вошел второму в живот, перерубая позвоночник, и он беззвучно осел на землю, словно кукла, которой обрезали ниточки. Гавульф едва успел вскинуть меч, отражая первый молниеносный удар по шее. Но затем оружие невесть как выскользнуло из его руки, последовала вспышка, всю шею охватило страшное жжение, по неясной причине кровь зафонтанировала из его горла, обмачивая грудь, и все вокруг вдруг стало туманным – таким туманным, что Гавульф уже не мог ничего видеть и слышать и только чувствовал себя усталым, таким усталым…