— Хорошо.
Брюс закрепил ремни на его руках и лодыжках.
Тони видел, что тот волновался, и он понимал, что с Брюсом возможно будет непросто. Тони нужен был спокойный профессор, его друг, но из-за избыточного волнения, зверь мог выйти наружу, и тогда бы все могло пойти по самому худшему сценарию.
— И еще одно, Брюс. Вколи мне самое сильное обезболивающее, которое найдешь.
— Ты уверен, что оно не вступит в реакцию с экстремисом?
— Просто сделай это. Я уверен.
На самом деле Тони нужно было что-то, что его полностью обездвижит.
Не хотелось беспокоить Брюса понапрасну, и как он позже убедился, он оказался совершенно прав.
Брюс сделал то, что просил Тони.
Сразу после инъекции, Тони заметил, как его тело начало постепенно становиться все более вялым.
— Брюс, я бы хотел чтобы ты вышел, когда это начнется. Ты ведь будешь волноваться, а мне это не нужно. Но ты можешь наблюдать за мной на расстоянии.
— Но я должен быть здесь, с тобой.
Брюс коснулся его плеча.
— Нет. Не надо. Ты можешь прийти чуть позже, но на несколько часов ты должен будешь меня оставить, ладно? Пятница тебя позовет.
— Ладно. Но я сразу вернусь, если что-то пойдет не так.
— Договорились.
Брюс достал шприц с раствором доработанного экстремиса и неуверенно остановился рядом с Тони.
— Я не смогу.
— Ты думаешь, что будешь виноват, если я умру или если что-то пойдет не так, да? Хорошо, я тебе помогу. Должен я приложить руку к своему изобретению?
Тони обхватил руку Брюса, и направил иглу в сторону сердца.
— Почему именно сюда? — в голосе Брюса слышалось волнение.
Рука Брюса дрожала не слабее, чем ладони Стрэнджа до того, как он стал Ниффином.
— Я не могу тебя потерять.
— Не потеряешь.
Тони надавил на его руку и игла вошла в его сердце.
Экстремис в смеси с Терригеном проник в сердце Тони, обжигая его изнутри.
Брюс, не веря, что это произошло, выронил шприц и попятился.
— Тони, я не…
— Брюс, все в порядке, — выдавил Тони, борясь с болью, но она с каждой секундой усиливалась, — Иди. Сейчас же.
Брюс выбежал из мастерской, помня об опасности своих эмоций. Он предвидел, что возможно последует, судя по предыдущим опытам Киллиана, и Тони ему об этом говорил и показывал видео. Но его случай сильно отличался, да и состав был совершенно другой, более совершенный и соединенный с терригенезисом для избавления от возможных побочных эффектов.
Когда Брюс покинул помещение, Тони позволил наконец себе выгнуться и закричать, но ремни крепко удерживали его. Боль распространяющаяся из его сердца была слишком сильной. Экстремис, как как яд, выжигал его, распространяясь по венам в каждую частичку тела.
Он чувствовал, будто его разрывали на куски и били током одновременно. А когда больше не осталось сил кричать, он просто затих и позволил своему телу гореть молча. Обезболивающее наконец подействовало, но не так, как Тони ожидал, оно полностью его обездвижило, но боль не прекращалась ни на секунду, продолжая пылать внутри как костер.
Он пытался не потерять сознание, хватаясь мысленно за единственный образ, который пробуждал у него желание жить. Он думал о Стивене, представляя все, что между ними было — их знакомство, первые чувства, признания и поцелуи, их редкие ночи, и нежные прикосновения. Он думал о том, как любит Стивена, о своем желании всегда быть рядом с ним.
С этими мыслями боль утрачивала над ним власть, но оставалась такой же сильной. Просто он мог таким образом ее выдерживать, мог видеть ее со стороны, но не поддаваться ей. Управляя своим разумом, он уже не принадлежал боли, он мог видеть ее со стороны. Пламя могло касаться его сколько угодно, но его настоящие чувства помогали ему держаться, сохраняя островок своего я в пылающем океане боли.
Тони не знал, сколько прошло времени, час, или день. Казалось, с каждым мгновением, он мог распознать тысячи оттенков боли. Она была алая, как пламя, и Тони видел реки огня, вулканы и молнии, ему казалось, он чувствует огонь повсюду, даже в самом Земном ядре, ему казалось, что он и сам стал огнем. Он был огнем в центре Земли, в Солнце, в далеких звездах. А потом звезды сжались в небольшие точки размером в атом и вошли в его тело подобно маленьким иглам. Его тело светилось изнутри, и он видел, как светятся и движутся его частицы, наполненные огнем и светом.
Он ощущал боль, но так же и некое чувство экстаза, будто ему открылось что-то неведомое, то, чего он раньше не видел, как слепой, ни разу не видевший света и живущий во тьме.
"Так вот, что видит Стивен,"- подумал он сквозь хаос его состояния, — "Интересно, я теперь такой же температуры?"
Он почувствовал что-то на своей коже, будто на ее поверхности начал вырастать панцирь. Он становился все толще и толще. Тони заметил, что этот панцирь покрыл все его тело, но находясь в нем, необходимости в воздухе, он больше не испытывал.
В тех местах, где кости были сломаны, началось какое-то движение. Медленно все вставало на свои места и восстанавливалось. Тони чувствовал, как внутри него Экстремис отращивает новые органы и ткани, трансформируя и преобразуя все на своем пути.
Тони понимал, что когда несовершенство сталкивается с совершенством, оно воспринимает его как боль и дисгармонию, как то, от чего надо избавится.
Может быть, чтобы Экстремис его принял, он должен принять то, что с ним происходит, и не бороться, а слиться с этим пламенем, чтобы оно могло выковать из него нечто новое — более прекрасное и совершенное, новую форму человека и человеческого разума.
И Тони пытался. С каждой новой вспышкой не бороться, а сливаться с ней. Постепенно пламя стало жечь чуть слабее. Тело Тони начало постепенно привыкать к нему. Это был медленный процесс слияния и адаптации к новому состоянию. И лишь одна воля удерживала Тони от того, чтобы не сдаться. Но тогда бы Экстремис его отторгнул, как было со многими другими.
"Я не сдамся,"- решил он, — "Я буду бороться до конца, я стану тем, кто достоин быть как это бесконечное пламя."
И он боролся. Долгие часы.
Сейчас он напоминал бабочку в коконе. Было неизвестно, какая она будет, и какого цвета ее крылья. Кокон был похож на яйцо с чешуйками, и изнутри светился все ярче с каждой минутой, все приближая момент, когда он расколется на тысячи кусочков, будто стеклянное крошево, летящее по воздуху, и из него выйдет прекрасное существо — внешне не похожее на человека, но сохранившее свою человеческую сущность.
Тони не знал, сколько еще его тело находилось в огне, и сколько еще это продлится. Сквозь кокон терригена он расслышал шаги. Вернулся Брюс.
— Тони, как ты себя чувствуешь? — спросил Брюс приблизившись. В его голосе слышалось беспокойство.
Но Тони не мог ничего ответить. Он знал, что если попытается что-то сказать, или пошевелиться, то не сможет сдержать крика.
Брюс коснулся кокона пальцами сверху и провел по шершавой чешуйчатой поверхности, которая была холодной снаружи, но раскаленной изнутри.
— Если ты меня слышишь, — сказал Брюс, — Знай, что я буду рядом, если понадоблюсь. Попробуй подать знак когда сможешь. Видимо это из-за обезболивающего ты не можешь ничего сказать. Извини, я этого не предусмотрел, я просто надеюсь, что тебе не так больно благодаря этому. Потерпи еще немного.
— Сколько мне еще терпеть? — подумал Тони, но Брюс уже отошел в сторону так и не дав ответа на его вопрос.
Тони снова услышал его удаляющиеся шаги, видимо Брюс снова отправился в другую часть лаборатории, чтобы оттуда наблюдать за показателями сканеров, которые показывали, что Тони жив и процесс проходит успешно.
Брюсу не хотелось уходить от Тони, но он знал, что должен выполнять свою задачу, и не отвлекаться от наблюдений за показаниями приборов.
***
Глава 13.
Экстремис.
Судя по ощущениям, прошло около пары дней. Брюс заходил еще несколько раз.
К концу вторых суток чувства Тони немного изменились. Боль стала чуть слабее.
Иногда Тони впадал в состояние, похожее на поверхностный сон, но не позволял себе заснуть полностью. Боль не покидала его даже тогда.
Усилием воли он заставлял себя бодрствовать. Он знал, что если уснет, то умрет. Оставался примерно один день. Брюс все же сказал ему об этом. Его поддержка была нужна Тони как никогда, а еще он безумно скучал по Стивену.
***
Брюс покинул мастерскую Тони ненадолго, чтобы выйти за более нормальной едой, чем та, что была внизу. Пятница докладывала ему о малейших изменениях.
Когда он шел обратно из общей кухни, в коридоре ему встретился Стивен. Брюс не удивился, хотя ждал появления чародея немного позднее.
— Стивен, что ты здесь делаешь?
Стивен выглядел недовольным и уставшим.
— Брюс, зачем было мне врать?
— Что? О чем ты? — спросил Брюс, делая вид, что не знает в чем дело.
— Я просматривал вероятности и случайно увидел Тони в будущем. И я сложил одно с другим. Вам нужно было, чтобы я ушел. Так? И ты не стал накладывать настоящий гипс. Это подозрительно, согласись.
— Тони сказал мне, что сам все сделает, если я откажусь участвовать, — сдался Брюс, — Так я хотя бы вижу, что с ним происходит и могу контролировать процесс. Он дорог мне не меньше, чем тебе. Пока что все идет нормально.
— Я должен его увидеть.
— Ему сейчас видимо очень больно. Я предупреждал его об этом, но он все равно настоял на своем. Ты же знаешь, какой он упрямый.
— Да, знаю, — вздохнул Стивен, — Идем к нему.
И они направились обратно в сторону мастерской.
— Почему ты не сказал мне раньше? Я бы мог помочь с болью, и он бы не страдал так сильно.
— Он сказал мне никому не говорить, и я пообещал ему. Ты ведь был не согласен.
— Да, был. Но он бы все равно меня уговорил в конце концов. Я просто хотел оттянуть этот момент, либо вообще избежать подобного. Чтобы мы могли быть вместе как можно дольше, пока он еще человек. Я был даже готов обратить его в мага. Но он нашел еще один способ.