- Перестрелка ослабевает, – заметил Форрест, имея ввиду, конечно, не беспрерывные атаки вольтижёров, а то, что происходило на ферме.
Обернувшись в седле, Лоуфорд увидел, что пороховой дым вокруг дома практически рассеялся. За навесами и сараем прятались французы, и это означало, что стрелки всё ещё сопротивлялись, но Форрест был прав: перестрелка стихала, сопротивление осаждённых слабело.
- Бедняги… – пробормотал Лоуфорд.
Он ещё надеялся добраться до фермы напрямик через затопленный участок низины и болото, но увидел, как кавалерийская лошадь без седока, который покинул седло благодаря залпу каре Южного Эссекского, бьётся в липкой грязи, и понял, что этот путь невозможен. Лошадь, дрожа от страха всем телом, с трудом выбралась на клочок более твёрдой почвы. Глядя на неё, Лоуфорд и сам содрогнулся от нахлынувшего страха и принял решение:
- Выделите людей из тыловых шеренг, чтобы нести раненых.
- Мы возвращаемся? – спросил Форрест.
- Боюсь, что так, Джозеф.
В этот миг пуля вольтижёра попала Молнии в правый глаз. Заржав, конь взвился на дыбы. Освободив ноги из стремян, Лоуфорд попытался спрыгнуть с седла, но Молния завалился на бок, бешено лягаясь копытами. Лоуфорду повезло: несмотря на то, что падение было тяжёлым, он уцелел и быстро поднялся. Молния пытался встать, но лишь безуспешно взрывал землю копытами. Слуга Лоуфорда подбежал с вынутым из седельной кобуры большим пистолетом, но замер, не решаясь выстрелить.
- Сделайте это сейчас же! – крикнул полковник. – Давайте!
Закатив глаза, так что видны были одни белки, Молния бился окровавленной головой оземь, слуга, держа в дрожащих руках пистолет, никак не мог прицелиться, и тогда майор Лерой выхватил у него оружие, прижал ногой голову коня и выстрелил Молнии в лоб. Лошадь последний раз сильно дёрнулась и затихла. Лоуфорд выругался. Лерой бросил пистолет слуге и вернулся к западной стороне каре; его ботинки были залиты блестевшей на солнце лошадиной кровью.
- Приказывайте, майор, – пробормотал Лоуфорд Форресту, чувствуя, как к глазам подступают слёзы.
Это была великолепная лошадь. Он приказал слуге забрать седло, проследил, как забирают тех раненых, кто не мог передвигаться самостоятельно или хромал, а потом Южный Эссекский начал отступление. Дело шло крайне медленно, ведь из опасения кавалерийской атаки нельзя было нарушить целостность каре, и люди перемещались осторожно, не шагая, а переступая. Заметив движение полка на юг, французы заулюлюкали и подступили ближе, желая добить красномундирных и возвратиться с замечательными трофеями в виде пленных, оружия и, самое главное, двух полковых знамён. Посмотрев на их тяжёлые шёлковые полотнища, пробитые в нескольких местах пулями, Лоуфорд уже подумывал снять их с флагштоков и сжечь, но отбросил эту мысль как проявление откровенной паники. Он доберётся до своих позиций, Пиктон, разумеется, будет сердиться, а остальные полки осыплют Южный Эссекский насмешками, но его полк уцелеет. Только это и имело значение.
Пространство до самых холмов очистилось от противника, потому что один из батальонов cazadores справа придвинулся поближе к Южному Эссекскому. Потерпев поражение от португальских винтовок, французы сосредоточились на уязвимых для их ударов красномундирниках. К португальцам попытались подскакать кавалеристы, и они снова сформировали каре, но ударила артиллерия, и под градом снарядов всадники отступили к середине долины. Португальские стрелки поддерживали Южный Эссекский огнём винтовок, расчищая ему путь к отступлению. «Ещё двести-триста ярдов, и мы настолько приблизимся к холмам, что французы отвяжутся, – подумал Лоуфорд. – Правда, в виде утешения они захватят ферму». Бросив взгляд на деревенский дом, он не увидел порохового дыма над крышей и окнами, и понял, что уже поздно что-либо делать.
- Мы попробовали, – сказал полковник Форресту. – По крайней мере, мы попробовали.
«И подвели», – подумал про себя Форрест. Северная сторона каре расступилась, обтекая труп Молнии, и сомкнулась снова. Вольтижёры, опасаясь португальских винтовок, кружили вокруг северного фланга, и там постоянно отстреливались полуротами, пытаясь спастись от убийственного огня. Стволы мушкетов раскалились, стелился густой пороховой дым, каре медленно сдвигалось к югу. Стрелковая рота была брошена на произвол судьбы.
Шарп пригнулся, уходя от удара, и правый кулак Феррагуса попал ему в левое плечо. Ощущение было такое, словно туда угодила мушкетная пуля, он еле удержался на ногах, и следующий сокрушительный удар Феррагуса сбил с головы Шарпа кивер. Пытаясь сохранить равновесие, он отмахнулся от верзилы прикладом винтовки и попал по колену противника, сдержав его натиск. Второй удар прикладом пришёлся по кулаку Феррагуса, тому самому, который он повредил при драке с Шарпом в монастыре. Феррагус взревел от боли, и два солдата, воспользовавшись моментом, бросились на него, но он расшвырял их в стороны, как медведь вцепившихся в него псов. Однако это дало Шарпу секундную передышку, позволившую обрести равновесие. Он бросил винтовку Харперу.