Уильям Сароян
Спасение терпящих бедствие
В самом центре города, в первый вечер после одиннадцати дней и ночей ливня и потопа, под машиной, припаркованной на Ван-Несс-авеню, пряталась курица. А в двух шагах от этого места, под другим автомобилем, отсиживалась собака.
Он возвращался домой из библиотеки и очень спешил и едва ли обратил бы на них внимание, если бы не их сильный испуг. Курица, крупная пеструшка с черно-белыми перьями, издавала звуки, похожие на стон, можно было подумать, что они вырываются из груди человека. А собачка, обыкновенная дворняга, чуть больше кошки, жалобно скулила.
Он прошел мимо курицы, недоумевая, неужели она принадлежит владельцу машины, а потом наткнулся на песика. Шел седьмой час, улицы опустели, мальчик опаздывал к ужину. Он занимался изысканиями в публичной библиотеке, изучая ее сверху донизу: не одну книгу, не полку с книгами, а всю читальню целиком, – перелистывая тома один за другим, словно знал, что ищет, но не мог найти.
Когда он попадал в библиотеку и уходил с головой в поиски, то забывал о времени, об ужине, обо всем на свете, иногда радовался удачной находке, веря, что цель близка, а порой впадал в уныние, внушая себе, что поиски тщетны. Как-то после полудня во время одиннадцатидневной бури по радио передали призыв о помощи. Он сел на велосипед и проехал под проливным дождем шесть миль, пока не добрался до моста Скаггса. Там он оставил свой велосипед и вместе с другими двадцатью добровольцами пересел на грузовик. Среди них не было никого моложе шестнадцати. Ему же исполнилось двенадцать, и он был полон решимости доказать, что и в его возрасте от человека может быть толк во время наводнения. Их повезли по раскисшим дорогам туда, где река вот-вот грозила выйти из берегов. В кузове все курили, предложили и ему, он взял сигарету и выкурил, как умел. Он вкалывал безо всяких скидок на возраст, с пяти вечера до часу ночи, и сделал перерыв, чтобы выпить кофе и перекусить, со всеми остальными. Вместе они сложили довольно высокую дамбу.
А когда они вернулись к сельской лавке у моста, велосипеда и след простыл.
Он расспросил старика-лавочника про велосипед, рассказав, где он его оставил и как тот выглядел. Это был крепкий велосипед, купленный у Пола Сайдака, который вот уже двадцать лет занимался переделкой велосипедов в сарае за домом на Олеандр-авеню. Пол Сайдак уступил его за двадцать семь с половиной долларов, хотя, по его же словам, велосипед стоил все тридцать пять.
В половине второго ночи старик-лавочник не очень разобрал, о чем ему толкует мальчик, но понял, что у ребенка стянули велосипед и что он очень огорчен. До него не совсем дошло, зачем мальчик ему что-то говорил про Пола Сайдака, но все же вышел на улицу и попросил показать, где именно стоял велосипед. Потом сказал, что в пять вечера его в лавке не было, так что велосипеда он не видел, но обещал разузнать о нем что-нибудь, затем подошел к водителю грузовика и попросил подвезти ребенка до дому.
На следующий день мальчик поехал в школу на автобусе, а еще через день добрался на попутных до моста, чтобы разузнать в лавке о своей пропаже. Но о велосипеде никто и слыхом не слыхивал. И тогда до него стало доходить, что в такую непогоду, когда река смыла всякого добра на миллионы, не стоит столько суетиться из-за двадцати семи с половиной долларов. Велосипед пропал, и черт с ним. Никого это не волнует. Никому не интересно, каким образом он его проворонил, как услышал сигнал бедствия, промчался шесть миль до моста и как его там у него свистнули.
– По радио обращались не к тебе, – говорил ему отец на следующий вечер после кражи велосипеда.
– А я решил, что ко мне, – сказал мальчик.
– Нет, – сказал отец, – обращались ко мне, но я не пошел. Кстати, ты мог бы и догадаться, что велосипед сопрут.
– Я думал, они этого не сделают.
– А они вот сделали. И раз уж это случилось… ведь они не имели никакого права, у них не было права даже позариться на твой велосипед! Кто-нибудь в лавке должен был закатить его внутрь, поставить куда-нибудь… Короче, я покупаю тебе новый велосипед. Какой захочешь. Хоть завтра. Ты только скажи.
– Дело не в этом, – твердил мальчик. – Я не хочу новый.
– Старый уже не вернешь, – пытался вразумить сына отец. – Выбери, какой тебе нравится, и я его покупаю.
– Мне нравился тот велосипед, потому что я купил его за деньги, которые сам заработал, – сказал мальчик.
Ему было немного досадно оттого, что отец сердит на тех, кто украл велосипед, и на людей вообще. Он знал, что отец сочувствует ему и в самом деле желает, чтобы у него был велосипед, но ему не хотелось видеть отца сердитым на людей и на весь свет. Чем больше отец сердился, тем мягче обходился со своими домочадцами.
– Может, это и к лучшему, – обратилась к отцу мама. – Теперь так много мальчишек гоняют на велосипедах, а водители такие безалаберные. Видимо, нет худа без добра. Я всегда волновалась из-за этого велосипеда. Так уж ему нужен новый?
– Конечно нужен, – возразил отец.
– Нет, я, пожалуй, обойдусь без него, – ответил мальчик.
– Я уверена, что он не хочет новый велосипед, – произнесла мама.
– О, ты так уверена? – сказал отец и обернулся к мальчику. – Слово за тобой. Подумай и дай мне знать.
Теперь в школу он добирался на автобусе. С катанием на велосипеде это не шло ни в какое сравнение, но было вполне сносно. Конечно, он не мог разъезжать так свободно, как привык за тот год, что у него был велосипед. Всякий раз, выходя из дому, он забывал, что велосипед угнали, и предвкушал, что вот-вот оседлает свой велик и рванет, куда глаза глядят. Он выскакивал из дому в предвкушении велосипедной прогулки и вновь и вновь ловил себя на том, что велосипеда-то нет. Через пять дней после этого печального происшествия он сел в автобус и поехал после школы в городскую публичную библиотеку.
Он поглощал читальные залы полку за полкой, позабыв про велосипед и отцовское негодование. Он читал отрывки из пьес, рассказы, романы, путевые заметки, биографии и книги по истории с философией. Все казалось ему по душе, свежо, ново, но не совсем то, что нужно, не то, что он разыскивал. Он провел в публичке несколько часов. Наконец присел и стал читать рассказ, не зная ни названия, ни автора, пока не дошел до описания трапезы, и тут только почувствовал голод. Он взглянул на часы: было двадцать минут седьмого. Отец придет домой через несколько минут, ужинать сядут через полчаса. Он оставил книгу на столе и поспешил на улицу. Небо было ясное, и воздух – свеж и чист, словно ни один человек им не дышал. Если дожидаться автобуса, домой доберешься не раньше чем пешком, так что он решил пойти напрямик через город и мимоходом полюбоваться всем, что встретится по пути. Пройти предстояло мили полторы, но ему захотелось прогуляться.