Еще шаг. И Линг задумался об этом глубже. Он чувствовал свой гнев. Казалось, дай ему волю и тот поглотит его целиком. Заставит броситься на мальчишку и разодрать его тонкую шею. При жизни такого не случалось. Он не фантазировал об убийствах, но люто ненавидел всех своих клиентов. Настолько, что порой брал на себя смелость решать, кому жить, а кому умереть. Тех, кто не заслуживал жизни, он доводил до ручки, до такого отчаяния, что они сами находили выход — единственно верный. Только, когда он читал очередной маленький некролог, гнев немного утихал.
— И эти, как их, кропы, питаются нашим гневом?
— Их устраивает, — пожал плечами, скрывшийся за очередным поворотом мальчишка.
— А чем питаемся мы? — Линг вспомнил жуткую даму, которая кушала пирожное.
— Чем придется, все, что может принести удовольствие и энергию, но можно и просто желтыми камнями. Они же местная валюта. Те, что искрятся, самые чистые, самые ценные, а на самые мутные не купишь и метра ткани, но сторговаться все же можно. В общем, не советую просто так с ними расставаться. Заработать их сложно.
— Мы не едим друг друга? — Задумался Линг, ведь такой поворот казался наиболее логичным.
— Убийство себе подобных карается немедленным прекращением существования.
— Если найдут.
Мальчишка резко остановился и посмотрел на Линга. Немного подумал и кивнул:
— Если найдут. — Мальчишка вышел на лестничную клетку и направился к двери под номером двенадцать миллионов восемьсот тысяч четыре. — В общем, хочешь просуществовать больше тридцати лет, будь полезен и не лезь в неприятности. Работай, исправно плати за жилье, относить к кропам, как к господам и они поделятся с тобой камнями.
Мальчишка снял с двери тяжелого вида замок и пропустил Линга вперед. Комната на девяноста седьмом ничем не отличалась от комнаты на пятьдесят четвертом. Только выглядела более обжитой. Чуть больше полок, книг, даже небольшая, оснащенная таким же, как уличные фонари, камнем лампа. Кровать застелена одеялом и матрац набит явно не травой.
— Вываливай камни, а не глазей.
Линг не стал тянуть, сел на пол и раскрыл мешочек. В конце концов, не у него одного внутри клокочет гнев. Мальчишка тоже сел на пол и придирчиво оглядел камни, выбрал самый крупный и яркий, церемонии, как можно было понять — это не про него.
— Остальные носи поближе к телу, они не дадут твоим остаткам гнить. Заметишь, что начали терять цвет, выкидывай, у них тоже есть срок годности.
— Спасибо.
— И не тяни с работой. Думаю, ты уже видел доску. Выбирай там, что успеешь, ограничений, в принципе, нет, — получив камень, мальчишка стал более разговорчивым и даже подобрел.
— А кем работаете вы?
— Я не работаю, но тебе так делать не стоит, — прислонившись к кровати, мальчишка с легкой улыбкой разглядывал алый камень. Линг хотел задать ему столько вопросов, что голова грозила лопнуть. К примеру, а что у них внутри? И как называется город? Кто такой Малфас и почему существуют кропы? Где почитать о соломоновом войске? Как определить время, когда на улице всегда сумерки? Но остановился на самом простом.
— Так как вас зовут?
— Можешь звать меня Эки. Эки Рин номер двенадцать миллионов восемьсот тысяч четыре.
— Номер?
— У тебя он тоже есть, посмотри на внутренней стороне мешочка.
Линг залез внутрь опустошенной сумки. Ее очевидная легкость не понравилась мужчине.
Итак, в этом новом для себя мире он носит имя Хит Линг номер сорок восемь миллионов четыреста двенадцать тысяч сорок.
Глава 5. Волнительный момент
Важного вида дама с шестью черными, как угольки глазами, поправила шейный пушок и постучала маленьким черным коготком по стеклу обсидианового бокала. Грудь дамы приподнималась чаще обычного, а в голове гудело от выпитого вина. Опьяневшей она себя не чувствовала, но все четыре руки успели налиться усталостью и отяжелеть. Жаль, что они с супругом не могли пропустить сегодняшний вечер. Как было бы чудесно посидеть дома и побаловаться просто едой, почитать перед сном, но, увы, маленькие приятности придется отложить ради вежливых улыбок и заученных еще с молодости па.
Раскрыв веер из пушащихся на конце перьев, дама медленно обмахнулась и оглядела зал. В одном углу, подальше от панорамных, украшенных мозаикой окон, стояло несколько сосредоточенных кропов. Массивные инструменты в их тонких лапах вели себя точно молодые плотоядные цветы, такие же послушные, уверенные, что взрастивший их хозяин останется навсегда. Только если цветы урчат от прикосновений любимого кропа, инструменты издавали приятные звуки, сливающиеся в тихую мелодию аккорды, рождали романтичную пьесу. Почти традиционную для вечеров в замке повелителя Малфаса.