— У тебя свой есть?
— Неа.
— Тьфу, — плюнул толстый, — если бы не эти либеральные законы… Ты бы у меня заговорил. Имя матери своей хоть знаешь?
Я назвал имя. Коп опять защелкал клавишами и побагровел.
— Да что такое. И тут нет.
И маму зачистили.
Так ничего и не поняв, Шеф сказал, что меня оставляют «до выяснения». Надел опять наручники, взял мою куртку и мы пошли. Можно было ему врезать и попробовать уйти, но я решил не выступать. Нужно дождаться удобного случая и тогда уходить, не пробиться мне через два этажа, набитых полицейскими.
— Посидишь до выяснения, — объяснял Шеф, пока мы шли по коридорам, — то что мы тебя найти не можем не избавляет тебя от ответственности. Внесем в базу, а завтра приедет специалист с верхнего уровня и разберется кто ты такой и откуда взялся.
Полицейских в коридоре было уже больше, чем пару часов назад. Они глазели не стесняясь то на меня, то на коллегу. Наверное слух о неопознанном теле уже разлетелся, значит редко такое бывает.
— Брысь, — говорил толстяк, махая рукой и улыбаясь, — брысь. Любопытные.
Так мы продефилировали по коридору, пару раз свернули влево-вправо и в итоге оказались у ряда особенных дверей. Тут были решетки. Зарешётчанные окошечки на каждой. Толстяк открыл одну карточкой и показал молча: «заходи не бойся. Выходи не плачь». И лицо у него было хитрое-хитрое.
Это была камера. На этот раз камера. Я встал у двери и огляделся. Небольших размеров, со скамейкой вдоль стены и унитазом в углу. Не стола, ни вешалки. Полицейский освободил руки, подал мне куртку и я сразу накинул ее на плечи.
— Не вспомнил, как зовут тебя?
— Нет, — сказал я оглядываясь.
— Ну смотри. Вспомнишь — позовёшь.
Я пожал плечами, думая как здесь устроиться поудобнее.
Полицейский уже закрывал дверь, когда остановился и удивленно посмотрел на меня:
— Ты его правда не видишь?
— Кого?
— Таракана.
Я обернулся и увидел на дальнем конце скамейки человека. Точно. Не заметил. Он был худой, очень худой, можно сказать изможденный. А еще я бы сказал — зеленый. Он был зеленый. Позеленевший. Как кусок старой высохшей травы.
Глаза большие и красные, как у… как у таракана. Он сидел, свесив руки вниз, и не двигался.
— А что с ним?
Толстяк услышал дрожь в моем голосе и наконец-то победоносно ухмыльнулся:
— Ломка у него в крайней стадии. Временами отключается и существует в таком состоянии сутками. Но иногда просыпается и вспоминает, чего ему не хватает. Тогда бы я не советовал находиться с ним рядом. Особенно ночью. Часиков в четыре утра.
— А нельзя меня в другую камеру? — я понимал, что он ответит, но за спрос не бьют. Полицейский почесал голову и задумался.
— Ну понимаешь… Камеры переполнены… Вашей швали тут дофига. Вот если бы ты… Ну скажем, вспомнил то, что мне интересно, я бы нашел место. Нет? Ну пока.
Дверь захлопнулась и мы с тараканом остались вдвоем.
Время 23.13 День 3. Осталось играть 27 дней.
Таракан продолжал медитировать на стену, а я сел на краешек скамьи. Под ногами у него образовалась небольшая лужица от слюны. Ноги босые, обуви не видно. Наверное забрали, чтобы на шнурках не повесился. Хотя на чем тут повесишься, потолок ровный. На унитазе?
Блин, как хочется выпить. Но пьянство лучше всего лечится отсутствием спиртного. От нечего делать я стал вспоминать, что знаю о ломке тараканов.
То что они невменяемые когда нет дозы — это сто процентов. Что еще? Кажется постоянно хотят пить, сильная жажда. Когда дозы нет они впадают в депресняк и озлобляются. Ради дозы или денег на дозу могут убить. Последняя стадия ломки — это когда тараканы впадают в кому. Походу именно это сейчас происходит с соседом.
— Пить! — я вздрогнул и вернулся в реальность. Таракан сидел все в той же позе. Показалось? Или это я сказал? Не двигается.
Я встал и подошел к нему, посмотрел прямо в глаза. Черт его знает. Вроде в отрубе.
— Пить! — повторил таракан и открыл глаза.
— Нету, — я отошел на два шага и он закрыл глаза, — Пить!
— Нету говорю.
Я снял куртку и отошел в противоположный угол. Ну его к черту. Постелил одежду на полу и сел, поджав ноги. Наркоман открыл глаза и следил за мной.
— Ты кто?
— Никто. Сосед твой. Спи.
Он встал и резко потянулся верх, захрустели кости. Сел назад и уставился на меня.
— Ты кто?
— Сосед по камере.
— Есть что?
— Не употребляю.