— Пришли!
Полицейский открыл очередную безликую дверь и пустил меня внутрь. Сам остался стоять снаружи. Первым делом я увидел большое панорамное окно на всю стену. Вид конечно как всегда не впечатляет. Тысячи труб коптят небо, серость и безысходность.
— Нравится? — спросил неожиданно нежный голос и я сосредоточился на людях. Как же хотелось выпить.
У шкафа с документами справа стоял вытянувшись в струнку толстяк, тот что меня задержал. Преследует он меня что ли? За круглым столом посредине комнаты сидел франт в голубом пиджачке с надписью «Порядок» на кармане и белой фуражке. На фуражке, кстати, тоже такая надпись. Почему Франт? Да выглядел этот полицейский с небес так, франтовато. Чертов элитник. Наши копы выглядели рядом с ним неухожеными шахтерами. Зато франт даже ногти чистит наверное каждое утро. И принимает ванну с чашечкой кофе.
Он встал и я чуть не изменился в лице. Беленькие узенькие штанишки, которые подчеркивают его причиндалы и черные сапоги на высоких ботфортах. Только не смеяться. Только не смеяться. С элитниками не шутят.
— Что?
— Ничего, — я старался смотреть на толстого или на шнур, который свисал из потолка посреди комнаты. Полицейский-элитник подошел ко мне и снял белую перчатку. Блин, да они еще в перчатках. А потом дал мне перчаткой по лицу.
— Да, как ты смеешь так разговаривать со мной, смерд с нижних кварталов!
Он развернулся и подошел к окну. Встал, заложив руки за спину.
— Проучи его.
Толстый дернулся, проснувшись и рванул ко мне:
— Нельзя так говорить с начальством.
Я получил удар по дых и упал на колени задыхаясь. Руки торчали сзади как поломанные крылья.
— Спасибо, милый друг, — сказал полицейский и вернулся к столу, — Вина?
Пока я отходил на полу толстый ломался, говорил что ему неудобно, что он на работе и вы слишком добры. В конце-концов они достали из шкафа с бумагами красивую бутылку и не менее красивые бокалы. В жизни такой красоты не видел. Да и вина я не пил, только самодельную дрянь. Даже в отстое, который спускали с рабочих кварталов вина не было порченого или просроченного, недопитого. Наверное сами выпивали скряги.
Полицейские разлили красивую красную жидкость по бокалам, набрали в рот по глотку и начали цокать языками. Вот уроды. Остальное пойло оставалось в бокалах.
Я сглотнул слюну, наполнившую рот и встал. Элитник обернулся с удивленным видом.
— Хочешь выпить?
Поднес бокал к носу и поводил вокруг шнобеля, нюхая. Потом опять чуть отпил и закрыл глаза, наслаждаясь. Вот придурок.
— Я приехал сюда, в эту клоаку, — сказал он задумчиво, — не для того чтобы поить подозреваемых дорогим Рытхеу.
Он вздохнул и подошел ко мне:
— Я приехал, потому что мне интересно, что ты за существо. Почему тебя нет в самой совершенной и самой подробной на свете базе данных. Кто ты?
Он смотрел на меня сквозь бокал, я молчал.
— Так не бывает. Или бывает Шеф?
Толстый дернулся и отставил бокал. Открыл папку с документами перед собой:
— Как вы мне объяснили, живого неопознанного человека мы еще никогда не встречали.
— А мертвого? — подтолкнул его элитный коп и пошуровал к столу за вином. Ягодицы его смешно прыгали вверх-вниз в узких штанишках.
— За последние несколько лет было обнаружено шесть трупов на Нижних уровнях, не подлежащих опознанию.
— Шесть! — поднял указательный палец вверх сморчок и потряс им. — Продолжай!
— Что странно все они были были подвержены хирургической операции по вживлению имплантантов.
— Каких еще имплантантов? Разве это не запрещено законом вне игры?
— Запрещено, — подтвердил толстяк и взялся за бутылку. Посмотрел на франта и убрал руку, — но нафаршированы они были по самые гланды.
Начальник скривился и махнул на него ручкой:
— Боже, этот подзаборный, нижнеуровневый сленг. Избавь меня мой друг.
— Хорошо, — сказал толстый, — Они были упакованы по полной программе.
— Что? — опять скривился франт.
— В трупах импланты опоясывали все тело, как кровеносная система. Они были везде. В руках, в ногах, в туловище, в голове. глазах. Везде. Блин, даже извините в этом самом месте. Я налью?
В наступившей тишине толстяк налил себе полный бокал вина, выпил одним залпом и довольно крякнул. Напыщенный смотрел на него презрительно и молча. Потом протянул руку и забрал сосуд. Там было уж на дне.